— Дорогой Филипп, вам придется заполнить собою, своею любовью, пустоту в моем сердце, вызванную уходом из этого дома.
— Я буду день и ночь стараться ее заполнить, — уверил ее юный поэт с улыбкой, светившейся любовью, уверенностью и горячими воспоминаниями. — Не сомневайтесь в этом!
Хотя не было еще и шести часов, вечер уже заявлял о себе едва заметным изменением освещенности — чуть смягчалось по-весеннему резкое белое сияние дня, растушевывая очертания предметов. Через распахнутые в сад окна и двери волнами врывались ароматы цветов плодовых деревьев, левкоев, ландышей, молодой зелени, перемешивавшиеся с запахами, доносившимися из кухни, но не терявшими при этом своего очарования.
— Я всегда говорил: семья, и только семья, — поучал метр Брюнель младшего сына Бертрана. — Это же так ясно! И никто другой. Утром уже пришлось отказать Николя Рипо, который встретился мне на Большом мосту. Он пытался напроситься к нам на ужин вместе с женой. Вы знаете, как он настойчив в таких случаях! И все же я отказал ему, а теперь вот вдруг явился ваш брат и спрашивает, может ли он привести с собою молодого норвежца, такого же студента, как и он сам, — постоянно забываю, как его зовут.
— Гунвальд Олофссон, как мне кажется.
— Да, именно так; да еще и какого-то поэта из своих друзей, о котором с некоторых пор он прожужжал нам уши.
— Рютбёф?
— Он самый. Я не имею ничего ни против этого иностранца — он из хорошей семьи, отнюдь не глуп, — ни против этого рифмоплета, талант которого, невезенье и блестящее будущее превозносит Арно, но, в конце концов, они же, насколько мне известно, не нашего круга.
— Оба они так одиноки в Париже!
Метр Брюнель несколько раз шумно вздохнул, выдыхая воздух прямо перед собой, как это делают разгоряченные лошади. Всякий раз, когда ему противоречили, он таким образом демонстрировал свое неудовольствие.
— Кроме того, — заговорил он снова, — Филипп только что сообщил, что у нас будет и его кузен из Анжера, тот самый молодой меховщик, приехавший специально на свадьбу. Он его пригласил. Ну, этот еще ладно: как-никак родственник. Хорошо. Но и ваша мать, вдохновленная уж не знаю каким дьяволом, по дороге из Нотр-Дам зашла к моему кузену Обри, чтобы пригласить сюда и его, вместе с его женушкой и красоткой-дочерью…
— Полно, отец, не выходите из себя!
— Есть от чего! Всем известно, как я не терплю этих двух бабенок. Просто не могу понять, почему все только и думают о том, как бы не забыть их пригласить!
