- Мы идем в Аргентину, - сказал я ему.
Что-то предстояло сделать, поскольку дисциплина
разваливалась. Я подходил к группе ворчавших людей,
но при моем приближении они внезапно замолкали.
Нервы были напряжены до крайности. День за
днем все шло не так, и казалось, ничто никогда не
сгладится. Подлодка часто наполнялась паром, который
вредил легким и заставлял глаза слезиться и саднить.
Это происходило потому, что каждая волна автоматически
закрывала клапан шнорка и временно
снижала давление, пока клапан не откроется и не
впустит свежий воздух. Постоянное изменение давления
просто изматывало нас. Отбросы накапливались
бесконечно, и мы снова разгружали торпеду, набивали
аппарат мусором, выстреливали и снова
ставили торпеду на место. Возможно, лучше было бы
выстрелить эту проклятую торпеду и разделаться со
всем.
В машинном отделении люди просто купались в
поту и масле и больше других страдали от отвратительных
условий. У нас едва ли остался хоть кусок
мыла.
Однажды мне доложили, что один из рядовых украл
немного шоколада. Это очень серьезный проступок
на подлодке. Все запасы всегда открыты, так как
запирать их нет возможности. Если кто-нибудь, проходя
мимо, возьмет то, что ему захочется, человек,
[- 185 -]
отвечающий за снабжение, никогда не узнает, чего и
сколько осталось. Здесь таится опасность для всех.
Кроме того, просто недопустимо воровать у своих
товарищей. Команды подлодок считают, что такого
не должно случаться, и действительно, это случалось
очень редко.
Я решил действовать сурово. Команда хорошо знала
мои взгляды. Хотя я никогда не был сторонником
сверхстрогости, но определенно не желал терпеть ничего
подобного. Без дальнейшего обсуждения дела я
созвал специальное собрание в носовом кубрике перед
ужином. Когда первый помощник доложил, что
все собрались, я надел белую фуражку, синюю форму
со всеми орденами и пошел разговаривать с командой.
Когда я прибыл, команда встала «смирно».
- Камараден, - начал я, - вы знаете, почему мы
собрались вместе. Я не хочу ничего проповедовать
или читать мораль. Вы все достаточно взрослые, чтобы
отличать правильное от неправильного. Помните,
что вы служили в самых лучших войсках. В самые
мрачные наши часы вы вели себя так, что история не
забудет этого. Нас недаром называют морскими волками.
Так неужели вы позволите себе дойти до такого?
Вы выглядите, как побитые дворняжки. Вы потеряли
всякий интерес к нашей борьбе за свободу, не
так ли? И только потому, что сейчас жизнь кажется
вам слишком суровой? Потому, что вы не видите солнца
и должны про водить все время в этой дыре и не
знать, что ждет нас в будущем? Как часто я слышал:
«Ох, надо было сделать так, а не так», «Нам не хватит
топлива до Южной Америки», «Наши припасы кончаются
», «Мы гробим свое здоровье». Вы принимаете
меня за дурака? Вы думаете, я не знаю, что делаю,
и не предвидел этого? Разве не вы сами по собственной
воле доверились мне? Ладно, теперь слишком
[- 186 -]
поздно возвращаться. Я требую, чтобы вы беспрекословно
подчинялись моим приказам. Со своей стороны,
я не отступлю от задуманного, что бы ни случилось.
Вы знаете, что я хочу привести вас к свободе.
Удастся ли это, я знаю не лучше вас. Но уверен, что
не удастся, если вы будете вести себя так, как ведете
последнее время. Когда дело доходит до кражи на
борту, это значит, что мы на наклонной плоскости, а
путь по ней или к убийству, или к бунту. Этот путь
может сделать нас пищей для крыс, и не более. Мы
выполняем за врагов их работу. Это чудесный, нечего
сказать, конец для гордых подводников.
