По временам казалось, что противник преследует
нас. Когда бы мы ни подняли шнорк, мы ловили радар
приближающихся кораблей или самолетов. На
этом отрезке пути оставался только один способ предохранить
себя от сюрпризов. Мы останавливали
двигатели на короткий gромежуток времени, обычно
на полчаса, и погружались на «глубину прослушивания».
Смысл этого погружения заключался в том, что
противник, знавший о нашем приемнике радара,
не должен рассчитывать на захват нас врасплох, если
будет использовать только радар. По этой причине
группы охотников за подлодками оборудовались гидрофонами,
улавливавшими звук дизеля на значительном
расстоянии. Если на пеленге, указанном гидрофоном
, ничего не видно, можно быть уверенным, что
слышали подлодку. А если впоследствии подлодка
останавливала двигатель, корабль мог предположить,
что та тоже использует гидрофоны, и сразу останавливал
свои двигатели. Поэтому мы должны были выполнять
этот маневр так быстро, чтобы противник на
поверхности не успел скрыть свое присутствие, остановив
двигатель. Мы каждый миг ожидали услышать
взрывы бомб. Однако как бессмысленно было бы
утонуть после окончания войны! Каждый день положение
становилось все более критическим. Часто мы
использовали шнорк по восемь дней подряд, потому
что наши батареи не заряжались полностью уже.
целую вечность. Хотя команда заботилась о них, как
если бы они были из самого тонкого фарфора, то
одна, то другая выходили из строя, и мы гадали,
сколько же времени это будет продолжаТi?СЯ. Мы часто
слышали взрывы мин или глубинных бомб на
[- 182 -]
расстоянии. Возможно, они гнались за другими подлодками?
В результате того что семь недель мы видели только
одни и те же известные нам лица, многие из нас
дошли почти до нервного срыва. Кучи грязи и мусора
везде заставляли думать об уборке. Оставался только
один выход: разгрузить торпеду, впихнуть на ее
место всю грязь и выстрелить сжатым воздухом.
Именно тогда начались ссоры, к которым мы рано
или поздно должны были прийти. Старший офицер
сказал, что можно сберечь много сил и избавиться от
грязи, если просто выстрелить торпеду, а не разгружать
ее. И вообще, лучше выстрелить все торпеды,
поскольку они бесполезны и только занимают место
на борту. Все это не лишено смысла, но я понял, насколько
важно суметь доказать, что мы не стреляли
торпедами после капитуляции и все они находятся на
борту. Едва ли прозвучит убедительно, если мы скажем
, что просто выстрелили их в море. После резких
слов с обеих сторон офицер все еще отказывался понимать
меня. Тогда я просто приказал ему выполнять
мои указания. Первый раз с тех пор, как наша команда
согласилась на определенную манеру поведения, я
сыграл роль сторонника строгой дисциплины.
