Жозеф заговорил первым, что в данном случае было равносильно капитуляции.
– Что вы хотите в обмен?
Он ответил не сразу. Слишком уж приятно видеть страх в выпученных глазах загнанного зверя.
– Нам известно, что ты оказывал, скажем так, особые услуги некоторым людям, близким к верхам.
– Я имел дело только с анонимными лицами, с посредниками. И всего пару раз. Поскольку дело пахло керосином, я быстро вышел из игры.
– Мы бы хотели, чтобы ты в нее вернулся. Чтобы ты опять наладил контакты.
– Вы хотите застать кого-нибудь с поличным?
Он слегка поклонился, с иронией отдавая дань проницательности своего собеседника.
– В нашем деле требуется особая осторожность. Мы не имеем права на промашки. Крупная добыча крайне недоверчива, хорошо защищена и опасна.
– Кого именно вы имеете в виду?
Он встал, потянулся, подошел к окну, выходившему на бульвар. Ему нравилось, как поскрипывает паркет под резиновой подошвой его ботинок. Тихий, уютный звук, ласкавший ухо в отличие от взвизгивающего линолеума в его гостиной.
– Некоторых представителей европейских властей во Франции. На данный момент мы только подозреваем их.
– А кто хочет их скинуть?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Не хотите или не можете?
– Раз я не могу ответить, ты этого не узнаешь.
Капли дождя застилали стекла, и сквозь них мокрые деревья казались усталыми призраками, а редкие машины – серыми полосками.
– Я полагаю, что фанатики легиона, – произнес Жозеф.
Он обернулся со стремительностью, неожиданной при его габаритах, и испепелил взглядом араба.
– Не тебе читать мораль на предмет фанатизма! Это у тебя одни фанатики!
Сутенер широким жестом указал на комнату.
– Мой дом здесь. Я родился во Франции, мои родители, родители моих родителей родились во Франции. Я говорю по-французски, я не знаю арабского, я не способен прочесть Коран.
– Но ты и не крещеный, и не ходишь в церковь.
Жозеф встал и тоже подошел к окну. Он был невысокого роста и не широк в плечах, зато обладал бойкостью хищной птицы. Свой костюм жемчужно-серого цвета и светло-розовую рубашку он носил с безупречной элегантностью. Черт, одетый с иголочки, эдакий змий, будоражащий Еву в каждой женщине, который ежедневно изгонял человечество из райского сада.
– Я не верю в Бога, господин помощник легионеров. И я не понимаю, что вам за дело до этого. Прежде Франция славилась свободой совести.
– Вот как? По-твоему, свобода совести – толкать девушек на панель и устраивать оргии для честных матерей семейства?
