К несчастью, сеансы недолго продолжались; он платил огромные деньги; несмотря на это, чревовещательница его послала и в тот же вечер отдалась весельчаку с простыми требованиями и с более разработанной поясницей.
Об этой он жалел; при воспоминании об ее искусстве другие женщины казались пресными; испорченная грациозность девочек была приторной; он настолько презирал их монотонные гримасы, что больше не решался их выносить.
Однажды, когда он, одиноко пережевывая отвращение, прогуливался по авеню Латур-Мобур, к нему подошел возле дворца Инвалидов молодой человек и попросил показать кратчайший путь к улице Вавилон. Дез Эссэнт объяснил и, поскольку тоже переходил улицу, они шли вместе.
Голос юноши, настойчивый, словно ему хотелось получить исчерпывающую информацию: "Так вы считаете, что если пойти налево, это будет дальше; а мне говорили, что наискосок — короче", — был одновременно умоляющим и робким, очень тихим и мягким.
Дез Эссэнт взглянул на него. Казалось, тот сбежал из коллежа; бедно одет: шевиотовая курточка обтягивала бедра, спускалась едва ли ниже поясницы; черные облегающие панталоны, опущенный воротник, из полукруглого выреза виднелся галстук по моде "Ля Вальер" — пышный, темно-синий, с белой вермишелью полосок. Юноша держал учебник в картонной обложке; на голове — коричневая шляпа с плоскими полями.
Лицо волновало; бледное и напряженное, с довольно правильными чертами, длинными черными волосами; его освещали огромные робкие глаза с синяками, близко поставленные к веснушчатому носу, под которым приоткрывался рот, маленький, но окаймленный большими губами; посредине была вмятинка, как у вишни.
Секунду они смотрели друг на друга в упор; потом юноша потупился и приблизился; рука его коснулась руки дез Эссэнта, замедлившего шаг и мечтательно разглядывающего плавную походку молодого человека.
Случайность этой встречи породила сомнительную дружбу, продолжавшуюся несколько месяцев; дез Эссэнт не мог подумать об этом без содрогания; никогда "аренда" не казалась более притягательной и более властной; никогда он не испытывал подобных опасностей и никогда не чувствовал более болезненной удовлетворенности.
Среди воспоминаний, осаждавших его одиночество, самым настойчивым было воспоминание об этой взаимной привязанности… Ферментация распутства, которая может происходить в перевозбужденном мозгу, была подобна поднимающимся дрожжам; и, чтобы обрести удовольствие в воспоминаниях, угрюмой усладе, как именует теология этот возврат к старому позору, он примешивал к физическим видениям духовные, подхлестанные чтением казуистов: Бузембаума и Диана, Липоори и Санчеса, трактующих о грехах против 6-го и 9-го наставления Десятисловия.
