Джульет кивнула.
— Так вот, я шла после репетиции из раздевалки, а он разговаривал по таксофону. Проходя мимо, я случайно его задела. Он подскочил на милю и посмотрел так, словно я ударила его в спину ножом. Как ты думаешь, это не он тот ненормальный, кто подмешал в канифоль тальк?
— Не знаю, — покачала головой Джульет. — У него есть причины недолюбливать Антона Мора?
— При чем тут Антон? Поскользнуться мог любой.
— Может, так. А может, и нет. С начала твоих занятий несколько человек пользовались содержимым ящика, но ни один не поскользнулся.
— Ты считаешь, что тальк добавили в конце репетиции?
— А ты?
Рут нахмурилась. Веселенькие звуки рояля стихли, и теперь в пустом зале метались только их голоса.
— Скажи, кто-нибудь знал, что после твоего класса один Мор будет заниматься в репетиционной? — спросила Джульет.
— Господи, до чего же есть хочется! — Рут потерла ладонью лоб. — Да кто угодно. На каждый день печатается расписание и раздается. Вот. — Она полезла в кожаный рюкзачок, который принесла из раздевалки, и извлекла папку.
Джульет открыла: расписание было составлено очень аккуратно — с утра до вечера обозначен каждый час в каждой репетиционной. Проставлены фамилии постановщиков, хореографов и танцовщиков, а в отдельных случаях даже акт балета, который предстояло репетировать.
— Все должны знать, — повторила Рут после того, как подруга с минуту изучала бумагу. — Должны знать, какую приносить обувь, куда идти и чем заниматься.
Обе надолго умолкли. Джульет подошла к стулу, где оставила свою большую сумку, достала сливу и подала Рут.
— Спасибо. — Та нехотя откусила и продолжала обыденным тоном: — Я знала, что этот проект проклят.
Джульет поскребла нос. И решила, что раз больше помочь нечем, стоит задать подруге несколько мелодраматических вопросов.
— Рут, — начала она, — пусть это звучит глупо… как по-твоему, у Мора были враги? Здесь, в студии, кто-то мог пожелать, чтобы он упал?
— Понятия не имею. С какой стати? Я его лично не знала. Только однажды работала с ним в Германии. Мор мне показался вполне симпатичным.
— Кто-нибудь мог его ненавидеть? Кто-нибудь, кто хотел получить эту партию?
— Кто-нибудь? — сухо рассмеялась хореограф. — Ткни в любого. Во всяком случае, в мужчину. И половина женщин. Но таков уж балет: в нем всегда только один Прекрасный Принц.
— Могли это сделать из ненависти?
Рут снова рассмеялась и покачала головой:
— Видишь ли, танцовщики зависят друг от друга. И это не метафора. Зависят физически. Они должны доверять друг другу. Иначе невозможно танцевать. Я не утверждаю, что в студии Янча не подсиживают товарищей и все примутся денно и нощно молиться за скорейшее выздоровление Антона. Но танцовщики намеренно не калечат друг друга.
