- Все истратил? - поинтересовалась Юркина мама.
- Практически, все, - он достал из кармана пиджака бумажник и проверил. - Осталось шесть рублей тридцать копеек.
Ленька и Димка впервые, пожалуй, увидели "инвалютные" рубли, приравненные к долларам. Их больше всего изумило то, что даже копейки были не металлическими, а бумажными: одна копейка тоже была чеком, на котором так и было написано "одна копейка", а в углу стояла литера серии - "Д".
- Надо было бы и их на что-то истратить, - продолжал Юркин отец, - но у меня уже голова звенела и мозги дымились. Можно оставить как память. Или истратить в вещевом отделе, на что-нибудь вроде хорошего галстука.
- Отдай их на память мне! - предложил Юрка. - Ведь скоро они станут коллекционной редкостью.
- Ну, не знаю... - Юркин отец с сомнением поглядел на Юркину маму. Деньги, все-таки... И неплохие деньги, должен сказать.
В то время спекулянты - да и не только спекулянты, а, вообще, люди, которым позарез нужно было что-то, имеющееся только в "Березке" - покупали чеки серии "Д" по цене от двух до трех "нормальных" рублей за инвалютный рубль. То есть, шесть рублей тридцать копеек тянули рублей на пятнадцать. А, скажем, мороженое в те времена стоило от семи до двадцати копеек, в зависимости от сорта. Шестьдесят рублей (пенсия, которую получала Димкина бабушка) уже считались неплохой пенсией. Сто двадцать рублей - это была зарплата врача или инженера. Так что, сами видите, пятнадцать рублей в деньгах того времени были весомой суммой. На них можно было съесть (беря по средней цене) сто пятьдесят порций мороженого - и даже сходить в дорогой ресторан!
Юркина мама пожала плечами.
- Да отдай ты их, в коллекцию!.. Ведь когда ещё ты пойдешь теперь в "Березку"? А продавать их... Правда, Лариса спрашивала у меня, не будет ли у нас чеков на продажу, но ей нужно не шесть рублей, а около двух сотен, на зимнюю шубу. Отдавать ей эти шесть рублей - все равно, что мертвому припарки. Хотя, конечно, с миру по нитке - бедному кафтан...
Лариса, насколько могли понять друзья, была одной из подруг Юркиной мамы.
Юркин отец колебался ещё несколько секунд.
- Ладно, держи! - решил он и протянул сыну оставшиеся бумажки.
Надо понимать, он слишком устал и был измучен, и, к тому же, не мог взирать на чеки без легкого отвращения - отвращения не из-за того, что пришлось отстоять колоссальную очередь и убиваться с ящиками, а из-за того, что государство в очередной раз "кинуло", лишив права пользоваться кровно заработанным. Иначе бы, конечно, он не дал валюту - во всяком случае, действующий эквивалент валюты - на руки четырнадцатилетнему пацану, будь он хоть девяносто девять раз уверен в благоразумии своего сына.
