— Конечно, солидными. К такой кухне, как эта, другие не подойдут. — Элоиз отпила вина.
Джем засмеялся и поставил тарелку на пол.
— Лучше поглядите вот сюда. — Он открыл один из кухонных шкафчиков. Там в черной папке лежали эскизы различных предметов мебели.
— Мне нравится вот этот, — выбрала Элоиз. — Эти слишком готические, а вот в этом стуле подходящая высота и асимметричная спинка, которая мне так нравится.
Он взял у нее лист.
— Сложно сделать такой изгиб, но можно попробовать…
— А как вы начали этим заниматься? — с любопытством спросила Элоиз, не отводя взгляда от его лица, пока он изучал рисунок.
Джем осторожно положил его в папку.
— Когда поселился в Колдволтхэме. Мне разрешили использовать спиленные деревья, которых хватает в аббатстве.
— Но вы же не самоучка?
— А разве этого нет в моем досье?
Элоиз уже забыла, что искала о нем сведения в Интернете. Но там были только основные факты. Она нахмурилась, припоминая.
— Кажется, вы учились на дизайнера.
— Отлично. — Его голубые глаза сверкнули.
— Только я не помню, где. Не вы же были основной целью моего поиска.
Джем засмеялся.
— Конечно, нет. Затем я стал учиться по-настоящему работать с деревом. — Он опять улыбнулся. — Есть определенные преимущества в том, что не надо зарабатывать на жизнь. Мне оставалось только следовать своим наклонностям.
— Это здорово.
— Я был рад, что нашел любимое занятие. Переехав сюда, я маялся без дела, вел себя очень плохо.
— И что же все изменило? — Элоиз отпила еще вина.
— Лоренс.
Возникло продолжительное молчание. Элоиз доела омлет и осторожно положила нож и вилку.
— Хотите, расскажу, почему я так негодовал, когда мы впервые встретились? — внезапно спросил он.
Элоиз кивнула.
— Ваше появление означало, что Лоренс ничуть не лучше любого другого мужчины.
Джем и сам не понимал, почему ему вдруг захотелось поделиться с ней. Он только знал, что должен это сделать. Она действовала так умиротворяюще.
— Мой отец был пьяницей и дебоширом. — Он увидел, как глаза Элоиз расширились. Кажется, он шокировал ее.
Произнеся эти слова, Джем испытал облегчение. Он много лет прятал свои чувства. Ему казалось, что нельзя чернить покойного, который не может себя защитить. Он предпочитал не думать о прошлом, отстраниться от него, считать, что все было в другой жизни.
Но наследство отца продолжало существовать — и не только финансовое, но и эмоциональное.
— Мошенник, лжец и драчун, — сказал он.
— Руперт Норланд? — Она не скрывала удивления.
