Я очнулся, услышав возглас кондуктора:
— Ваш билет, господин мой!
Я протянул ему монету, но… он не заметил ее. Его глаза были устремлены на картину, которая сдвинулась и теперь была видна всем.
К ужасу своему, я заметил, что взгляды моих соседей тоже прикованы к картине. Резким движением я повернул ее к стене. Может быть, это было и невежливо, но, честное слово, я уже не думал о приличиях. О великий Аллах, когда же меня оставят в покое?
Кондуктор протянул мне билет и, смущенно улыбнувшись, спросил:
— Неужели вы сами написали эту картину, господин мой?
Я раздраженно кивнул. Но он не отходил от меня.
— Пожалуйста, господин мой, позвольте мне взглянуть на нее еще раз.
Я не знал, что делать. Оборвать его… или, быть может, вежливо извиниться и сказать… Но что сказать?..
— Пожалуйста, — пробормотал я, пожав плечами.
— О господин мой, какая прекрасная картина! — широко улыбаясь, проговорил кондуктор.
Пассажиры поднимались с мест и подходили ближе. Деревенская женщина сказала соседке:
— Смотри, Сабха… Ты видишь, кто здесь нарисован?
— Клянусь пророком, сестрица, как живая!
— Не является ли это изображение символом материнства? — спросил юноша с газетой.
— Да, — ответил я тихо.
— Конечно, это так! И сегодня как раз празднуют день матерей, — подхватил усач.
Странно: я уже не чувствовал никакого раздражения, но сердце мое так сильно билось, будто я стоял перед судом и ожидал приговора. Это был беспристрастный суд, и я верил в его справедливость.
— Но, господин мой… простите за прямоту, — снова услышал я голос высокого юноши с газетой. — Я хочу сказать вам, что свеча… Ведь феллахи бедные, а свечи такие дорогие. Эта женщина… у нее нет пяти курушей… И мне кажется, если бы вы нарисовали керосиновую лампу, было бы правдивее. Я сам сын феллаха и знаю, как живут в деревне.
Пассажиры одобрительно кивали. Но я с ними не согласился.
— Пламя свечи так же горячо и трепетно, как материнская любовь, — пытался я объяснить идею картины.
Я видел в глазах окружающих признательность и уважение. Одни покачивали головой, другие причмокивали губами и хвалили картину.
Деревенская женщина сказала:
— Клянусь своей верой, Сабха, эта женщина похожа на твою тетушку Умм ас-Саид.
— Да, клянусь пророком, точь-в-точь. Да благословит ее Аллах, это она, — ответила соседка.
Портрет передавали из рук в руки. А я вдруг почувствовал себя необыкновенно счастливым…
Кондуктор объявил мою остановку.
— Простите, но мне пора выходить, — обратился я к пассажирам.
