— Эй, как тебя, Марианна! — светловолосая окликнула девушку, безжизненно скрючившуюся на грязном одеяле.
Темные вьющиеся волосы брюнетки, откинутые назад, разметались по полу. На одном из висков запеклась кровь.
Пленница, которую светловолосая назвала Марианной, застонала и открыла глаза. Огромные неподвижные зрачки уставились на сокамерницу.
— На-та-ша, — с трудом произнесла она и, пытаясь приподняться на локте, со стоном рухнула на пол.
— Да, я с тобой, я — Наташа, ты меня слышишь?
Марианна промычала в ответ что-то невразумительное.
— Гос-споди! — Наташа попыталась встряхнуть ее, но добилась того, что та смогла лишь снова открыть глаза.
— Ты опять глотала эту гадость? Я же тебе говорила, идиотке, обмани их. Слышишь меня, дура? — накинулась она на Марианну. Подохнем здесь.
— Я… не могу.
Наташа злобно сплюнула на пол. Вот и попробуй иметь дело с этой наркоманкой.
— Договорились же, — теперь она чуть не плакала. — Ты думаешь, мне легче? — Она прикусила разбитую губу. — Я как кошка раздавленная. Еще один такой день, и все: или свихнусь, или подохну. Ты слышишь, чокнутая?
Марианна молчала, ее мутило.
Наташа заплакала от бессилья.
— Я-а рискую, — заикаясь, выговаривала она, ворую у этой жирной гадины ключ, пока она пьяная, терплю все, таблетки затырила, а ты… Живыми мы отсюда не уйдем. Ну, Марианночка, миленькая, вставай, мне страшно одной.
— Не Марианна, — покачала головой темноволосая. — Машкой меня зовут. Для понта… Марианной… — Ее язык заплетался, и она умолкла.
Наташа вскинула голову.
— Я все равно уйду. Пусть догоняют, один конец. Здесь, как падаль, собакам скормят. Или зароют. Недолго осталось. Может, уже завтра. Они что-то затеяли, сама слышала. Да очнись ты, кукла! Посмотри на себя, на меня — задницы в ожогах от сигарет. Нравится, когда на карачки ставят и на твоей спине вместо карточного стола всю ночь в очко дуются? А когда хлещут, что есть мочи, картами по голой коже? И так каждую ночь. Потом эти крысеныши наваливаются всей кодлой… Нравится, да? А жирная пьявка Сусанна? Она же замучает нас до смерти! Если я сбегу одна, тебя сразу прикончат. — Наташа снова принялась трясти подругу. Слезы бежали по ее хорошенькому личику.
Машка попыталась приподняться, но не смогла.
— Одна беги… — она кулем свалилась на пол.
Через минуту на ее лице появилось осмысленное выражение и она вяло стала шарить рукой свою одежду.
— На, возьми, — она протянула зажатые в кулак две таблетки. Пригодится. Запомни, я — Маша Алышева. Выберешься, этих гадов… — Она начала плакать, ее бил озноб.
