Ашот без труда отыскал улицу, она начиналась сразу возле станции, а, пройдя полчаса, нашел и дом. Все правильно, так его старик и описывал. Балкончик с зеленой решеткой нависал над терраской.
Он шатался до темноты по поселку, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимания. Все опасения были напрасны, им никто не интересовался. Лишь собаки перебрехивались за оградами, да случайный прохожий, завидя одинокую мужскую фигуру, старался побыстрее убраться восвояси. Кто его знает, чего шляется?! Добрый человек в такую пору по темноте гулять не будет.
Дождавшись, когда прохожие на улице совсем исчезли, Ашот снова подошел к дому.
Он с трудом открыл замок, висящий на калитке, ключ поворачивался тяжело, и у него сразу задрожали руки. Дверь на крыльце подалась быстрее.
Старый дом встретил чужака неприветливо.
Ашот водил туда-сюда фонариком. Со стены на него взирали старые фотографии. Лица у всех были замкнутые и строгие. Им принадлежало здесь все. Казалось, они спрашивали сейчас ночного гостя: зачем пришел?
Ашот затаил дыхание. Как на кладбище… Он с трудом справился с собой и решил не отвлекаться на всякую ерунду.
Лаз на кухне заметил сразу. Все так, как хрипел старик, умирая.
Вдруг он услышал под ногами слабый писк и отпрянул к стене.
Два маленьких мышонка, выхваченные светом фонарика, брызнули в укрытие.
— Тьфу ты, черт!
На душе стало тревожно. Плохая примета. Рубашка прилипла к телу. Было страшно. Лезть в подвал не хотелось.
А зарплату не получать по четыре — пять месяцев хотется? Раздался внутри издевательский голос. А с высшим образованием жить хуже нищего?.. И возиться со стариками в бедной поселковой больнице, где нет никаких лекарств и старое изношенное оборудование? Он не пошутил, когда сказал, что в их лаборатории пациенту можно только клизму нормально поставить, другой врачебной помощи они оказать не могут. Можно, конечно, уехать на родину, в Армению, где никому не нужен. Ему прочили в институте блестящее будущее, а он… Скоро с голоду подыхать будет.
Эти мысли подхлестнули Ашота. Клад покойника открывал для него новые возможности, и упустить их может только полный идиот.
Ашот сбил ногой половик и откинул люк. Он уже не обращал внимания на спертый воздух подвала, на темноту. Все это ерунда, для слабонервных. Повседневная безысходность и реальная возможность медленно зачахнуть от бедности — вот действительно страшные вещи. Он-то знает, насмотрелся. По горло сыт этим раем.
