Восклицать "Не может быть!" я не стала, так как давно убедилась в том, что данное утверждение является наиглупейшим. Быть может все что угодно.
Целеустремленно я взбежала по лестнице к спальне магистра, что располагалась в противоположном конце коридора от моей каморки, и отворила дверь, не забыв, впрочем, постучать на всякий случай.
Ответом мне, конечно же, была тишина. Кровать была заправлена, впервые за все время моего пребывания здесь.
Я заглянула в платяной шкаф и удостоверилась, что парадная тога Виктредиса — темно-синий бархат хорошего качества, вышивка по краю подола, накрахмаленный до скрипа стоячий воротник — отсутствует. Ну конечно! Стал бы он сбегать в рабочем балахоне, где на животе пятно от марганцовки или в ночном колпаке!.. Бегство — это ведь так драматично. Только парадная тога, выглаженная и надушенная! Небось, еще и расчесался на пробор, и зубы почистил…
Мысленно чертыхнувшись, я вновь спустилась на первый этаж, выбежала во двор и выглянула за ворота, не забыв заглянуть для проформы в опустевшую конюшню. Коня тоже не было. Бедный толстый Парфирс! Он даже не догадывался, что такое галоп!..
Мне живо представилось, как Виктредис в развевающейся парадной тоге, с сосредоточенным и волевым лицом мчится по пустынной ночной дороге, пришпоривая своего жирного неповоротливого коня, и только призрачный свет луны отражается от его лысеющей макушки неясным бликом… Я желчно скривилась и пробормотала короткое ругательство себе под нос.
Дом магистра находился на возвышенности, с которой открывался замечательный вид на мост через реку Липону, полоску заброшенного поля, расстилавшегося за ее излучиной, и старый лес, а также на дорогу из близлежащего городка Эсворда, петлей огибавшей холм и спускавшейся к мосту. Чуть дальше, вниз по течению находилась водяная мельница. За лесом начинались болота Керрега — низина, полностью скрытая густым, клубящимся болотным туманом, от одного вида которого по спине пробегала дрожь.
Я пристально вгляделась в исчезающую за темной стеной леса ленточку дороги, слегка подернутую утренней туманной пеленой.
Она была абсолютно пустынна, чего и следовало ожидать.
Досада и злость, наконец, нанесли сокрушительное поражение моему многострадальному самообладанию, и я изо всех сил врезала ногой по дубовым воротам, вложив в этот удар все низменные чувства, что пробудил во мне магистр своим поступком.
Подлый гад! Мерзавец! Чернокнижник паршивый! Мне оставалось всего десять дней!!!
