- Извините, господин Маркевич, что потревожил вас. Вчера я собирался прийти на ваш концерт, но не успел...
Лицо скрипача ожесточилось, сделав его ещё более похожим на орла. Маркевич, взяв букет, смотрел на Володю и раздумывал секунд десять, а потом сказал:
- А ну проходи! Кофе с тобой пить будем! Ты любишь кофе? Настоящий "Мокко"!
Володя с блеянием, в котором можно было разобрать слова "Да кто же не любит кофе", вошел в комфортабельный и просторный номер, правда, с неприбранной широкой кроватью. Маркевич же сразу включил в сеть электрокофеварку и плюхнулся на кресло рядом со столиком, заставленным чашками, бокалами, бутылками со спиртным. Плеснув себе в бокал коньяка, он выпил залпом и сказал:
- Прости! Вот так всю ночь лечусь! Если б не коньяк, не знаю, как бы я пережил то, что со мной случилось. Да ты садись, садись! - Он коротким резким жестом указал на кресло напротив и спросил: - Коньяка не хочешь немного?
- Нет-нет, не надо. Лучше кофе.
- Тогда жди. - Он вздыбил и без того пышные волосы и мрачно заговорил: - вчера я впервые в жизни побывал в гостях у самого дьявола и, признаться, больше к нему не собираюсь!
- Простите, я слышал, что на вчерашнем концерте случилось что-то. Будто газ...
- К черту газ! К черту! - вскричал Маркевич, нервно жестикулируя. Про газ наболтали газетчики, телевизионщики, потому что в зале кто-то прокричал слово "газ". Нет, не было никакого газа, не было!
- А что же было?
- Что? - замер Маркевич и вдруг поднялся. - Была лишь одна моя игра. Я, скрипка и зал!
Скрипач налил кофе Володе и себе, а когда снова сел за стол, заговорил глухим голосом:
- Вчера, как я теперь понял после бессонной ночи, ко мне незадолго до концерта сюда, в номер, пришел... черт.
- Да что вы говорите? - похолодел Володя, и чашка в его руке мелко-мелко затряслась.
- Да, милый мальчик, именно черт, потому что только посланцы ада могут творить то, что случилось вчера со мной. С виду это был самый обыкновенный мужчина, самой банальной наружности: лет сорока пяти, потускневший, как выцветшая ситцевая рубаха, линялый какой-то, впрочем, с хорошими манерами. Он тоже представился почитателем моего таланта, и я сразу заметил у него в руке скрипку в футляре. Пошаркав передо мной ножкой, он, поняв, что мне некогда, сказал:
- Господин Маркевич, не знаю, есть ли у вас скрипка работы великого Страдивари?
- Нет, я играю на старинной русской скрипке работы мастера Лемана. Тоже очень хороший инструмент.
