За столами лица у всех посерьезнели, даже налитые до краев чаши и кубки не согнали с лиц тени тревоги.
Сэр Геллермин обронил веско:
— Благороднейший сэр Вайтхолд прав… как мне кажется.
Я решительно возразил:
— Бросьте! Король Барбаросса, как и Роджер Найтингейл, — рыцари. Они всегда свято держат слово.
— Перед всеми? — спросил сэр Вайтхолд.
— Вроде бы да, — ответил я. — Во всяком случае, меня не обманывали. Но даже если бы не подписали договор, — а они подписали, — и тогда бы держались достойно! Не волнуйтесь, они в самом деле друзья. Наши друзья.
Рульф пробормотал:
— Да, но… пирог больно лакомый.
— Нет, — сказал я резко, — они были рыцарями и останутся рыцарями. Корона портит… не всех.
Я видел, как они посмотрели на меня очень внимательно, затем Рульф сказал за всех:
— Возвращайтесь поскорее, ваша светлость. Мы не уверены, что в этой громадине что-то да не сломается.
— И что сможем починить без вас, — добавил барон Саммерсет.
Во дворе конюхи вывели Зайчика, он что-то пережевывает на ходу, из пасти летят искры. Бобик радостно распрыгался вокруг, лорды вышли меня проводить, кто-то поправляет попону, кто-то услужливо держит стремя.
Подбежал молодой парень в потертой одежде королевского лучника, я узнал гонца, что привез новости о замке Сворве в Армландии. Он сорвал шапку и низко поклонился.
— Ваша светлость?
Я кивнул.
— Говори.
Он спросил просительно:
— Помните, вы запретили мне поступать в королевскую армию?
Я ухмыльнулся.
— Надеюсь, ты так и поступил?
Он сказал серьезно:
— Да, я честный человек. Но, ваша светлость, а теперь можно?
— Что? — не понял я. — Королевской армии больше нет!
Он сказал хитренько:
— Я имел в виду вашу армию.
Я расхохотался. Мои лорды тоже довольно заулыбались, я покачал головой.
— Я не король.
— Но будете же, — сказал он убежденно.
Я не успел ответить, виконт Рульф вытащил из кошелька монету и бросил ее лучнику. Тот ловко поймал.
— Будет, — заверил сэр Геллермин, и остальные довольно закивали, — и ты вступишь в нее. Скоро!
Зайчик ринулся с места так стремительно, что у меня едва не оторвалась голова, вот уж не думал, что такая тяжелая, видно, в ней мысли, мысли надежные, государственные, а не какие-то поэтические…
Ветер засвистел в ушах и начал выворачивать веки, едва выметнулись за ворота Савуази. Я поспешно пригнулся, укрываясь как надежнейшим щитом мощной гривой, и только иногда поглядывал щурясь, узнавая места, по которым меня несет как брошенного мощной катапультой.
