Его глаза были по-прежнему прикованы к ее лицу.
— Ну и где же твой чемодан?
— Под кроватью.
Гари приказал быстро собираться. Шерил молча подчинилась. Уложив свое нехитрое добро в чемодан, она подошла к кровати и вынула из-под подушки какую-то вязаную вещь.
— Что это? — резко спросил Гари.
Ничего не ответив, она крепко прижала вещицу к груди.
— Но это же… мой свитер! — Муж был поражен. — Почему он у тебя?
В ответ Шерил только покачала головой и поспешно затолкала свитер в чемодан. Не могла же она признаться, что каждую ночь обнимала и целовала этот свитер, прижималась к нему лицом, пьянея от сохранившегося мужского запаха. Закрыв чемодан, она подавленно произнесла:
— Тебе не нужно было сюда приезжать. Ты должен был позволить мне уйти.
— Никогда! — отрезал он, снова впадая в ярость. — Никогда этому не бывать, — повторил он, поднимая чемодан. — Ты расплатилась с хозяевами?
— Да!
— Тогда пойдем.
— Но я же работаю… — нерешительно сказала Шерил. — Надо и там предупредить.
— Позвонишь из дому. Пошли! — Гари взял жену за руку, словно боялся, что она снова попытается убежать от него.
Им предстоял неблизкий путь на восток. Автострады были забиты машинами, поэтому Гари внимательно следил за дорогой. Шерил обрадовалась этому: ей сейчас было не до разговоров. Охваченная унынием, она бессмысленно рассматривала пейзажи за окном. Все предрешено — ей так и не удалось убежать от прошлого. Она чувствовала, что судьба немилосердно карает ее за ошибку молодости. Но так ли уж велик был ее проступок, чтобы наказывать столь жестоко?
Закрыв глаза, Шерил пыталась прогнать тяжелые мысли. Ей не хотелось думать о том, что будет, когда она снова переступит порог дома. Мерное покачивание машины в конце концов усыпило ее. Она не проснулась, даже когда Гари остановился, чтобы заправиться. Открыла глаза лишь на подъезде к Роквиллу.
В первый же миг она увидела перед собой лицо Гари. Какое же страдание, простое человеческое страдание было сейчас в его глазах! Шерил едва не заплакала. Но когда их взгляды встретились, выражение его лица сразу же изменилось, стало холодным и отчужденным. Отвернувшись, она уставилась на пролетавшие за окном предместья.
Они проезжали знакомые улицы. Шерил молила Бога, чтобы никто не увидел ее позорного возвращения домой. Только сплетен ей сейчас не хватает ко всему прочему, что на нее обрушилось в последнее время…
Было очень странно снова входить в свой дом, видеть знакомые вещи. Шерил даже показалось, что она отсутствовала десять лет, а не десять дней. Она останавливалась, чтобы посмотреть повнимательнее на картину, коснуться фарфоровой безделушки, и ее сердце при этом наполнялось какой-то непонятной радостью.
