— Пойдем, мы уже ничего не сможем сделать… — еле слышно проговорил Генри, а его голос уже начинал дрожать.
«А ведь он так и не увидел больше ни солнца, ни неба, ни даже дождя и туч —
ничего…» — подумал он, вспоминая себя полчаса назад.
Тут снова раздался гром, а вскоре и огромная молния рассекла небо. В этот
момент гигантская люстра со звоном повалилась на пол, после чего от нее что-то
покатилось в стороны. Доминик отбросил кувалду, оглянулся в надежде увидеть
Уинстона, который, может, уже бежит к ним, но его не было, тогда, сделав над
собой усилие, он направился к щели. Затем юноша нагнулся и, протиснувшись
сквозь нее, оказался на улице под каплями дождя. Он выпрямился и снова
посмотрел назад, в этот огненный хаос, но теперь уже сам не зная, что именно он
хотел там увидеть. Доминик закрыл рот ладонью, как бы сдерживая рыдания, жалобно посмотрел на Генри и обнял его, при этом одной рукой помогая ему
придерживать Катрин, и теперь, не имея больше сил сдерживать чувства, горько
заплакал. И Генри, который старался держаться, тоже не выдержал, и слезы
вперемешку с каплями дождя покатились по его щекам.
— Генри! Катрин! — послышался голос в толпе, и вот тетушка Амалия, вся
промокшая и обезумевшая от страха и радости, уже бежала к племянникам, а за
ней показалась и мать Доминика, которая тоже не переставала звать сына.
— Как, как вы туда попали? Я же говорила вам держаться от него подальше! —
бранила их тетушка, при этом осыпая племянников поцелуями и не выпуская из
объятий. — Катрин, радость моя!
В это время Катрин уже пришла в себя, но сил у нее все равно почти не было, она
долго не могла понять, что происходит, но, завидев тетушку, бросилась к ней в
объятия, чувствуя, что что-то произошло, и они теперь на свободе. Вдруг ей
почему-то захотелось плакать, возможно, от чувства облегчения и радости, что
все уже позади, при этом она все время смотрела по сторонам. Вдруг она
напряглась, перестала плакать, а ее лицо стало бледным. Она отстранилась от
тети, затем стала судорожно искать глазами что-то и, наконец, испуганно
спросила, беспомощно глядя на тех, кто был рядом:
— А…а где… Уинстон?
Его имя она произнесла особенно тихо. Генри и Доминик переглянулись, не зная, как лучше сообщить ей об этом, затем посмотрели на нее, но, не найдя, что
сказать, просто опустили глаза, теребя пальцы своих рук. Но этого было более
чем достаточно, наверно, даже больше, чем слов. В душе Катрин что-то резко
оборвалось, ток пробежал по нервам, а на лице читалось недоумение.
