пространство, чем его маленький фонарь.
И все медленно и осторожно направились дальше. Тоннель оказался довольно-
таки длинным с множеством поворотов и изгибов, но вскоре впереди показался
тупик. Проход был закрыт толстой чугунной решеткой, крепко вросшей в камень со
всех сторон. А сразу за ней располагалась стена, но камень, из которого ее
соорудили, явно отличался от камня самого тоннеля. Всем стало ясно, что ход
замуровали и заделали решеткой, но зачем и отчего никто, естественно, не знал.
Тогда Уинстон попросил ребят отойти, а сам подошел к решетке и со всего
размаху ударил по ней кувалдой. Звонкий лязг эхом прокатился по тоннелю. Тогда
старик еще раз ударил, чувствуя, что решетка нехотя, но поддается ему. Ребята
настороженно следили за ним, но вскоре почувствовали слабое дуновение, которое коснулось их лиц и потревожило мерно горящий факел.
— Странно, но здесь не может быть сквозняка, — задумчиво произнес Генри, —
да и вообще ветра в любой его форме.
В это время Доминик с ужасом на лице указал вглубь тоннеля, по которому они
только что прошли. Ранее освещаемый факелами, тоннель был виден до самого
дальнего поворота, но теперь эта даль была окутана мраком, который медленно, но верно распространялся по стенам и направлялся к ребятам, поглощая при этом
на своем пути огни факелов. Приближаясь к каждому, он сначала нависал над
ним, а потом обволакивал и пожирал, оставляя за собой лишь слабый дымок, который также вскоре скрывался во тьме.
Ребята в оцепенении молча стояли и смотрели на это, не в силах ничего даже
сказать. Их сердца бились настолько сильно, что им было даже трудно дышать. А
Уинстон, завидев сие зрелище, начал втрое сильнее долбить по решетке. Его руки
дрожали от напряжения и страха, и сердце колотилось с бешеной скоростью. А
мрак был все ближе и ближе. И, наконец, поглотив огонь самого ближнего к ним
настенного факела, он направился к последнему источнику света. Ребята
почувствовали холод и дуновение загробного мира. Тысячи еле слышных
сливающихся друг с другом голосов доносились из тьмы. Они что-то говорили и
говорили, но что, никто не понимал. Иной раз казалось, что все голоса хором
говорят одно и тоже, а иной раз это напоминало просто несвязный разноголосый
гул.
Но вдруг среди всего этого неясного и ужасающего шума послышался громкий и
звонкий лязг. От неожиданности ребята вздрогнули и обернулись. На усталом и
испуганном лице Уинстона читалась огромная радость того, что ему удалось
