- Вы поглядите на него! - голосила на весь поселок. - Пригрели упыря на свою голову! Сам почти нормальный, а на честную несчастную женщину руку поднимает! Рожа обнаглевшая! Сейчас мужики подойдут, так хайло тебе начистят еще как начистят!… - Пакуша зацокала языком, предвкушая расправу над Птицеловом. - Отожрался на наших харчах! Поселок обожрал! Сами не доедали, кормили его - сиротку! А он хайло отрастил на полверсты! И теперь это хайло на честных людей раскрывает! Хамло! Хамло!
Больно было и стыдно Птицелову.
Ему всегда было больно и стыдно, когда он слышал чужую ложь. Вроде врет другой человек, а нехорошо ему - Птицелову.
На том диване остались пятна крови Лии, Пакуша же по-хозяйски расселась на нем, подтянула под себя ноги, одновременно она продолжала говорить, говорить, говорить… наверное, в тот день не отыскалось бы в поселке места, где не был слышен ее визгливый голос.
Птицелов отступил.
Опустил голову, поплелся к лачуге Киту. Бошку последовал за ним, опасаясь, как бы чего еще не стряслось.
Награбленный скарб не умещался в коротеньких лапках карлика Прыща, возле калитки
он все- таки уронил пару горшков. Подбирать не стал, зыркнул на Птицелова да прытко сделал ноги. Сердце Птицелова заныло: горшки были чистыми-чистыми. Ему представилось, как Лия -бледная, больная - драит их песком и моет в холодной воде. Поправляет предплечьем съезжающий на лоб платок и снова - чистит, драит…
…Открыл щелястую дверь и заглянул внутрь лачуги. У Киту вроде бы и вещей-то было немного… Однако незваные гости учинили знатный беспорядок. И воняло там еще так, что глаза слезились: то ли Пакуша напотела, то ли карлик Прыщ взопрел, копаясь в чужом тряпье.
Птицелов обнаружил, что чугунную печурку тоже кто-то успел свернуть и утащить. А ведь она - тяжеленная. Вот и верь теперь местным, что, дескать, они - хилые и болезненные, что ведро воды им поднять невмоготу.
Из развороченного дымохода на пол высыпалась сажа. На земляном полу темнел прямоугольный оттиск, оставленный диваном.
Погром и тишина.
Тут даже Бошку присвистнул.
Птицелов открыл дверь, подставил половинку кирпича, чтобы она не закрылась и проветрилась лачуга поскорее. Распахнул единственное окно. Принялся неизвестно зачем поднимать и расставлять на места банки- склянки. Тут соль, тут жир, тут огарок свечи, тут сухой горох…
Бошку повздыхал-повздыхал да вышел.
- Уйду, - думал Птицелов. Сегодня же уйду. На север, в Столицу или еще дальше. В черную пустыню без конца и края. Следом за железной птицей, что вовсе не железная, а из плоти и крови, как я. Сколько бы миров не скрывалось в той пустыне, я обязан побывать в каждом из них. Я найду Лию. Или отомщу за нее…
