— Но ведь Эссекс так далеко.
— Вздор.
— Почему же так происходит, — произнесла Энн со вздохом (и в ее словах заключалась доля истины), — почему родители, которые в юности отличались самым вольным поведением, обращаются со своими детьми суровее других?
— Потому что, — ответил граф, откладывая в сторону свою газету, — они опасаются, что дети могут пойти по их стопам. — Он оглядел жену с ног до головы. — Ты до сих пор так красива, моя дорогая. Пойди, я тебя поцелую.
— Нет, не хочу. Ты противный ворчун и жестокий отец.
— Ну, да.
— А еще, от того, что ты постоянно хмуришься, ты стал таким уродливым, что я лучше буду целоваться с жабой.
Граф снял очки. Со времен своей юности он изменился не больше, чем Энн, и под пронзительным взглядом его голубых глаз она покраснела от смущения.
— Значит, ты считаешь меня отвратительным?
— Да, просто ужасным.
Она отвернулась к зеркалу, уже почувствовав разгорающееся возбуждение, которое он всегда вызывал в ней. В зеркале она увидела, как он приподнялся, сбросил свой пурпурный халат на пол и выпрямился во весь рост.
— Совсем-совсем ужасным?
— Да.
— Тогда мне придется использовать силу, чтобы заставить тебя заняться со мной любовью.
— Да.
— Очень хорошо.
Он подошел к ней вплотную.
— Мне взять вас силой, графиня, по праву мужа и без жалости?
— Нет, — он почувствовал ее дыхание на своей груди. — Возьми меня с любовью.
— Прекрасно.
Не успев еще раз вздохнуть, графиня очутилась на кровати. Граф стоял перед ней обнаженный и дерзко улыбался, как в первый день их встречи. Она набросилась на него, но он схватил ее одной рукой за запястья, а второй подтолкнул к себе поближе. Она не смогла сопротивляться, и он задвигался внутри нее, вначале как бы нехотя, затем все сильней, сильней и сильней.
— Так я отвратителен, маленькая болтунья? — прошептал он ей в ухо.
— Да.
— Весь целиком?
Она не могла отвечать.
— И даже в этом? — Она почувствовала вздымающуюся волну чувственной страсти. — Ну?
— Я люблю тебя, — это было все, что она смогла выдохнуть.
— И я люблю тебя, черт тебя побери, будь ты проклята, прекрасная Энн Кинг.
И они оба вскрикнули, когда он утратил контроль над собой и они оба утонули в бушующих волнах восторга.
В большую спальню в другой части Строберри Хилл, которую Горация делила с Аннеттой и Идой Энн, донеслись крики родителей. Глядя в потолок, залитый лунным светом, широко открыв глаза и лежа без сна, Горация размышляла, о чем бы они могли спорить в такое позднее время. Ее также удивляло, почему весь дом, казалось, так и пышет жизнью, в то время как давно уже должен был тихо спать.
