— Ты будешь там счастлив? — спросила Мэри, восхищаясь выражением решимости и одновременно смирения, застывшим на лице брата.
— Я постараюсь. Если ничего другого мне не удастся, я куплю домик в Вене, где мы сможем жить все вчетвером — ворчливый старый холостяк и три его сестры — старые девы.
— Небеса этого не допустят!
— По крайней мере, это будет лучше, чем догнивать в замке Саттон!
— О да, это самое страшное. Ах, Джон Джозеф, неужели это проклятие нас довело до такой жизни?
— Кто знает. — Он в раздражении забарабанил пальцами по перилам. — Как можно что-то говорить наверняка, когда известны только легенды и предположения?
— Но если это правда — а я уверена, что это правда, — то что будет с бедными Матильдой и Кэролайн? Ты ведь не можешь всерьез говорить об этом домике для нас четверых?
Джон Джозеф взял сестру за подбородок и взглянул ей прямо в глаза:
— Лучше уж так, чем медленно умирать в рабстве у стареющей матери.
— Но что же с ними будет, в самом деле?
— Кэролайн наверняка подыщет себе хорошую партию, не бойся за нее. Она красива и способна, и знает, как это использовать.
— Ты так цинично судишь о женщинах!
— Я буду судить о них так до самой смерти. И все же, несмотря на то, что сделала со мной Маргарет, я до сих пор люблю ее. Если бы она согласилась, я завтра же вернулся бы к ней.
— Но как же твоя гордость?
— С ней у меня нет гордости.
Мэри отвернулась и стала смотреть на море.
— По крайней мере, у меня гордость есть. Я никогда не стану умолять Джекдо о любви, — сказала она.
— В этом твое счастье. А меня Маргарет превратила в существо, не способное уважать собственную душу.
Мэри сжала его руку со словами:
— Я думаю, что однажды ты встретишь другую женщину, Джон Джозеф. Помнишь те сны, что ты видел в детстве? Когда мы только приехали в Саттон и спали в одной комнате?
— Какие именно?
— Ты помнишь, как тебе снилось, что у тебя есть жена? Ты говорил, что у нее рыжие волосы и что она красива. Может быть, это были вещие сны?
— Если так, то я обречен на смерть.
— Потому что тебе снилось, что ты умираешь на поле битвы?
— Да.
Мэри в задумчивости повернулась к нему:
— Рано или поздно каждый из нас умрет, так что в этом смысле все мы обречены. Может быть, погибнуть в битве — не так уж плохо. Это чистая, мужественная смерть.
— Но то была совсем другая смерть, — возразил Джон Джозеф.
Где-то в дальней части парохода раздались удары колокола.
— Пойдем. Нас зовут обедать, — Джон Джозеф предложил сестре опереться на его руку. — Позволишь мне сопровождать тебя?
