Так начался новый этап наших военных занятий, этап, более всего пробудивший в нас гордость и уверенность, которые трудно выразить в словах. Нетерпеливыми пальцами мы брали оружие, которое сегодня считается не очень серьезным, но тогда выглядело в наших глазах мощным. До сих пор мы были не более чем подростки, изучающие полевую маскировку и чуточку вкусившие опасность. Теперь же мы стали мужчинами в миг, когда выхватывали пистолет из кобуры, висящей сбоку, или из-за пояса, вплотную к телу. Холодок стали, касающейся бедра, мы ощущали с особым удовольствием. Оттягивание затвора напрягало мышцы желанием без конца повторять это упражнение. Возведение спускового механизма, заполнение обоймы, разборка оружие – все это стало для нас подобием культа. Направляя ствол на цель, мы чувствовали нечто, подобное священнодействию. Секретность, объемлющая наши действия молчанием и охраной, ощущалась нами, как тайны любви, которая начала в нас пробуждаться.
Мы изучали разные виды оружия. Господин Тирош приносил нам то польский наган, то австрийский «штайер», по кличке «бык», то американский кольт, то тяжелый английский «вэбли». Но всех превосходил маузер с обоймой в двадцать патронов и прикладом, который нажатием кнопки превращал его в автомат. Медленно, но верно эти занятия сближали нас с этим оружием. Мы полюбили парабеллум, изящный и легко ложащийся в ладонь и в обхват пальцами. По душе пришелся нам и вэбли, который, несмотря тяжесть, никогда не подводил различными поломками, которым подвержены были более усовершенствованные, но и более чувствительные виды оружия. Господин Тирош не ограничился обучением, как разряжать, заряжать и направлять в цель оружие, а, расстелив на полу одеяло, заставлял разбирать его по частям. Среди этой груды пружин, замков и мелких винтиков пальцы Дана чувствовали себя в своей стихии, соединяя все это с видимым удовольствием. Даже Айя наловчилась после нескольких попыток разбирать и собирать механизм, предназначенный убивать. Только мне долго не удавалось соединять металлические части. Они не входили одна в другую. Пружины выскакивали из-под моих пальцев и отлетали в сторону. Но и я испытывал подъем духа, обхватывая парабеллум и видя, как его ствол становится продолжением ладони. Особенно трудно дался мне австро-венгерский «штайер». Но сильное желание изучить это дело и не упасть в глазах Айи заставляло мои мышцы преодолевать все трудности.
В одну из ночей мы стояли с ней в паре на страже у дома. Над нами пробивался свет сквозь щели жалюзи на окнах квартиры Габриэля, и звуки металла доносились слабо и смутно. Моросил дождик, заполняя мрак влагой. Мы прятали руки в карманы пальто и молчали.
