Почему бы тебе не помочь мне собрать стадо? О стаде надо побеспокоиться члену кибуца».
«О стаде беспокоиться нечего. Беспокоиться надо о тебе».
Побежал и принес теплую куртку Мойшеле. Перед тем, как накинуть ее на меня, снял с меня платок и отер мне лицо. Горячие руки коснулись холодного моего лица, и кожа моя вся напряглась. Я не сдвигалась с места, дала Рами возможность ухаживать за мной. Он сел на трактор, отдалился от меня, и я вдруг поймала себя на нетерпеливом желании, чтобы он вернулся. Он и вернулся с фляжкой горячего чая. Взял мою голову, наклонил назад:
«Открой рот».
Чай был сладким и горячим, руки Рами сильными и теплыми, и на высоком тростнике сидела ворона, покачивая хвостом. Рами сказал:
«В радиатор попало несколько бабочек. Такие, знаешь, большие, желтые, красивые бабочки. Погибли. Жаль».
Слово «жаль» сказал с какой-то особенной горячностью. И вся эта горячность передалась моему телу. Как бы последним усилием я освободилась от его рук, что все еще держали мою голову, и сказала:
«Ну, серьезно, Рами, ты совсем не изменился».
«Ты и сейчас не терпишь моих рук, как и раньше?»
«Точно так же».
«Ты не очень меня привечаешь, а?»
«Без рук, Рами, и между нами не будет никаких проблем».
«Ошибаешься. Только руки решат проблемы между нами».
Я перевела взгляд на козлят у мешков с кормом для рыб, и мысль вцепилась в меня когтями: «Козлята крадут корм у рыб, а я собираюсь красть у рыбака…»
Хотелось вернуться в холодную воду, чтобы она остудила, казалось бы, чуждое мне вожделение в сердце. Но между мной и прудом стоял Рами, преграждая мне путь к студеной воде. Я изучала его, стараясь обнаружить в его чертах что-нибудь отталкивающее, что могло мне помочь освободиться от этой охватившей меня тяги к нему. Но он был красивым парнем, блондином, чьи кудри выбивались из-под панамы и падали на лоб, и глаза его голубые с этакой шаловливой улыбкой глядели на меня. Я не могла отвести глаз от его загорелого лица. А ворона все еще сидела на кончике высокого тростника, поводя и как бы поддакивая мне хвостом. Ритм этого поддакивания отозвался в моем голосе, которому я силилась придать строгость:
«Ты – дикий парень. Ведешь себя, как мальчишка. Как будто и нет у нас в стране войны».
«Веду себя так именно потому, что есть у нас в стране война».
«Ну, точно. Они пошли захватить территории, а ты вышел захватить женщину».
Опустила глаза и стала себя укорять: «Какое право есть у меня читать ему проповедь? Ведь я же хочу этого захвата». Подняла глаза и испугалась. Такого лица у него я еще не видела, огорченного, скорбного. Губы его сжались в тонкую полоску. Он сказал:
