– Я тебе говорил.
– Я подумал – ты не всерьез.
– А я всерьез. Это ты слушал вполуха.
– Причина какая?
– И это говорил.
– В самом деле Светлана?
– Да, – ответил Шаповал и посмотрел внимательно на друга. – Ты ведь говорил, что не против.
– Это вам решать. Тебе и Светлане. Ты с ней переписываешься?
– Да.
– И уже все решили между собой? – ревниво спросил Дружинин.
Шаповал рассмеялся:
– И об этом, Андрюха, я тебе говорил. Она пока даже не догадывается о моих планах.
Дружинин опешил.
– Так куда же ты уходишь, Толик, если еще ничего не решено?
– За свое счастье надо бороться, – наставительно произнес Шаповал. – Если я буду здесь, за забором, сидеть, мне счастья в жизни не видать.
– Отчаянный парень, – признал Дружинин.
– Да, этого у меня не отнять.
– И трепло.
– И это бывает.
– А самомнения – на десятерых хватит.
– Вот-вот.
Шаповал пребывал в благодушном настроении и, похоже, был готов простить другу любую критику.
– У тебя уже чемоданное настроение.
– Да, Андрей. Еще недельку мои бумаги походят по инстанциям – и я вольная птица.
– На свадьбу-то пригласишь?
Шаповал засмеялся и обнял друга.
– Ну что ты? – сказал он. – Что ты, в самом-то деле?
– Просто жаль расставаться с тобой, – признался Дружинин. – Потому и психую.
Они всегда были вместе – на тренировках, на отдыхе и в деле.
– Прости меня, – сказал Шаповал. – Я, наверное, жуткий эгоист.
– Я уже не сержусь, потому что это просто невозможно. У тебя, Толян, такие глаза…
– Какие? – спросил Шаповал.
– Счастливые, Толик. Черт побери, как бы я хотел, чтобы у вас со Светкой все было хорошо.
Вечером Дружинин позвонил вдове Крамаренко.
– Мы приходили к вам недавно, – напомнил он.
– Да, я вас помню.
– Вы рассказывали о том, что Саша воспитывался в детдоме.
– В Твери, – подтвердила Крамаренко.
– Точно, в Твери. И он говорил вам, что его когда-то ранили металлическим прутом.
– Да.
– Он когда-нибудь рассказывал подробности этого происшествия?
– Нет.
– Но что-то все-таки упоминал?
– Они играли в мушкетеров. У кого-то была палка вместо шпаги, у кого-то прут металлический. Вот таким прутом ему и досталось.
– Сколько ему тогда было лет?
– Не знаю точно. Наверное, двенадцать или тринадцать.
– А фамилию своего обидчика он вам называл?
– Нет, никогда.
– И еще у меня вопрос. Вы, разумеется, видели шрам у него на щеке.
– Видела, конечно.
– Этот шрам – он уже при вас появился?
– Нет, еще до нашего с ним знакомства.
Ну естественно. Дружинин в этом нисколько не сомневался.
– Наверное, тоже в детдоме пострадал? – осторожно спросил он.
