— Лучше вам не просить меня ехать! — возразил я. — В том городе мне не о чем вспоминать, кроме как о грустном!
Мой неожиданный порыв удивил Холмса, и мне показалось, что лучше ему все объяснить.
— Я там встретил свою первую жену, Холмс. Она работала сестрой в госпитале для военных моряков. Мы горячо полюбили друг друга и через две недели поженились. А через два месяца она скончалась от холеры.
— Простите, Уотсон, — пробормотал он. — Я не знал, вы мне никогда об этом не говорили.
— Я предпочитаю никому не говорить об этом, — сказал я холодно.
Мы продолжали сидеть в тишине, погрузившись каждый в свои воспоминания и поглядывая на туман за ставнями. Первый раз в жизни мне захотелось попробовать семипроцентный раствор кокаина, чтобы заглушить старую боль хотя бы на один час. Наконец Холмс сказал:
— Дорогой мой Уотсон, без вас я не смогу поехать.
В его устах это звучало как мольба и я конечно же согласился. Три недели спустя мы уже сидели у камина в Палас-отеле в Сан-Франциско, попивая херес и слушая стук копыт по мостовой, позвякивание колокольчиков фуникулера и завывание сирены в гавани, предупреждающей корабли о тумане. Любопытно, что газовые фонари на улицах Сан-Франциско представляют собой такие же бесполезные пятна света, как и в Лондоне.
Комната наша была обставлена превосходно, а обеденный зал отеля мог посоперничать с любым лондонским рестораном. Мы провели здесь большую часть недели, обедая за счет принца Эдуарда, но, увы, к разгадке тайны исчезновения Леоны Адлер так и не приблизились.
Холмс расстроенно повертел в руках трубку — он не мог найти свой любимый сорт табака в этом городе.
— Вы сказали, Уотсон, что этим утром вы собираетесь пойти в дом, где, судя по рассказам, Леона Адлер снимала жилье в последний раз, а вместо этого, как я вижу, просматривали местные газеты.
Я посмотрел на него с удивлением.
— Хозяйки не было дома, я поговорил с двумя жильцами — довольно бандитского вида, — и они ничего мне не сказали о Леоне Адлер. Но как вы узнали, что я читал газеты?
— Я не мог не обратить внимание на ваш жилет и рукава. Эти небольшие бумажные волокна могли прилипнуть к ним только от соприкосновения с газетами. А ваши обшлага, Уотсон, — они потемнели от типографской краски, пока вы перелистывали сотни страниц!
Я посмотрел на свои рукава и жилет, потом поспешно принялся стряхивать с них бумажные волокна.
— Приведете себя в порядок после, Уотсон. Скажите сначала, что вы обнаружили?
