— Кто такой профессор Мориарти? — спросил Бэббидж в смущении и в немалой степени пораженный вспышкой раздражения Холмса.
— Это Наполеон преступного мира. Этот негодяй контролирует большинство преступных групп в Лондоне. Он гений, свернувший на путь зла. И… он бывший профессор математики, в молодости написавший трактат о биноме Ньютона!
Холмс пересек комнату, подобрал трубку и изучающе осмотрел ее. Словно осознав, что одержать победу можно только при помощи ясной головы и холодной логики, снова зажег трубку и принялся расспрашивать мистера Бэббиджа.
— Вы сказали, что украдены две вещи.
— Да. Ровно четыре месяца тому назад пропали все личные бумаги и научные заметки моего отца.
— Из дома или со склада?
— Из моего дома.
— А вы сами работали над Машиной будущего?
— Немного. Она могла составлять таблицы с точностью до шести знаков после запятой, и я вычислил первые тридцать два числа кратных пи, но после этого зубчатые механизмы стали буксовать, и я не смог починить их. Я не работал с нею более года.
— Кто знал о вашем успехе?
— Несколько человек. Поначалу я был весьма воодушевлен и рассказал об этом в Королевском астрономическом обществе.
— Ага… в том числе и высокому худому лысому человеку с глубоко запавшими глазами и острым носом?
— Да. Он казался очень заинтересованным… и сведущим в этом вопросе.
— Вы, сэр, встретились с величайшим преступником планеты, — сказал Холмс, кладя руку на плечо Бэббиджа. — Ладно, проводите нас на место кражи. Время не ждет.
Бэббидж замялся.
— Прошел год, да и Скотланд-Ярд уже тщательно исследовал склад и мой дом.
Холмс покачал головой.
— И что же они обнаружили?
— Ну… ничего.
Мы с Холмсом обменялись многозначительными взглядами и улыбками.
— Так я и думал, — сказал он и снял пальто с вешалки. — Давайте отправимся немедленно.
Склад располагался среди нескольких строений и фабрик в промышленном районе близ Темзы. Машина будущего — это новое имя уже крепко приклеилось к ней, и даже Бэббидж называл ее так — стояла некогда на втором этаже, в центре огромного зала с высоким потолком, причем в этом помещений, к моему удивлению, было довольно тепло. Бэббидж объяснил, что так нужно для того, чтобы влага не испортила хрупкие механизмы. Помимо отсутствующей машины в зале находилось очень мало вещей: чертежная доска, несколько шкафов для бумаг, рабочий стол, установленный у закрашенного черной краской окна и несколько контейнеров с разнообразными шестернями и зубчатыми колесами. Контуры машины четко обрисовывались на полу благодаря более темным половицам и пятнам масла, накапавшего за двадцать лет хранения.
