Образ был настолько именно «раскидистый», что я было громко и коротко захохотал. В веселье этом, внешне наверняка искреннем, я участвовал не всей душой. Большая часть ее все же оставалась в тени и продолжала трястись.
Да есть же простые домашние средства для борьбы с такими хворобами! Я пошел на кухню, достал пузырек с валериановыми каплями. Треть вытряс в рюмку, разбавил, выпил. Вернулся в кресло.
Как ни странно, подействовало. Нервная пляска в груди улеглась, полотна паники, застилавшие сознание, сделались прозрачнее.
Я догадывался, что это не надолго, необходимо предпринять что-то в реальном мире для прекращения дамокловой ситуации.
И я вспомнил о куртке, о своей кожаной куртке, о рукаве, на котором был записан номер машины негодяя. По номеру можно найти телефон владельца и спросить, что с собачкой. Я кинулся в прихожую. Вся злость у меня на хама сигаретой в зубах исчезла, словно он мне уже помог, уже успокоил.
Я стал разглядывать рукав куртки.
Что тут такое? Невозможно же ничего толком понять! Кто, ну кто тебе мешал хотя бы номер записать нормально?! Вспышка самого яростного самобичевания, топанья на месте, тихого вытья в верхний угол комнаты. Потом я все же понял, что других следов вражеской машины у меня нет, надо работать с тем, что в наличии. Я еще раз осмотрел бледные, нервные начертания на лоснящейся коже. Очень скоро стало понятно, что единицы, четверки, семерки, двойки среди этих цифр нет. 6, 9, 3, вряд ли 8. Первая точно не восьмерка, а вторая точно не тройка. Круг сужался все больше, и отчаяние мое отступало.
Вскоре определилась картина, которую уже можно было показать. Милиционеру. Информации у меня было значительно больше, чем у детей капитана Гранта перед началом их поисков. Я всмотрелся еще раз, прищурил один глаз, другой, наклонил рукав к свету. Ладно, идем!
Я полетел в наше отделение милиции. Раньше приходилось там бывать только по делам вроде паспортных. Вклеивал листок для украинских пограничников перед поездкой в Крым. Но сейчас мне было явно не в паспортный стол, а в дежурную часть. Вошел и остановился, успокаивая дыхание, хотелось выглядеть спокойным, солидным. Я уже понял, что большая часть того неприятного, что я вынес из разговоров с человеческим и звериным медиками, происходила оттого, что я спешил, психически задыхался, спрашивал не совсем так и не совсем про то. Тут, в милиции, такое поведение было бы вдвойне вредным. Я приник к маленькому, неудобно вырезанному в большом вертикальном листе плексигласа окошку. Старлей, сидевший с той стороны, говорил по телефону. Ничего. Дежурные милиционеры всегда — во всех фильмах, например, — говорят по телефону, когда гражданин с улицы суется к ним за подмогой.
