Стесняешься:
- Зачем меня облизывать? Я же невкусная.
- Вкусная, - заверяю искренне.
- Соленая и противная, - протестуешь, смущенно отворачиваясь.
Правда соленая. Больше пьешь - больше хочется.
Я потерся о бархатную шкуру Владычицы Ночи, смахивая с глаз непрошеную слезинку. Бережно погладил хищницу, почесал между лопаток. Она прогнулась под рукой, грустно взглянула на меня, перекатила по языку лопающийся шарик моего имени:
- Са-ша... Зачем плачешь? О чем?
- О том, что потерял.
- Тобой еще не все потеряно, пришедший издалека.
- Разве?
Холод синего пламени вонзился мне прямо в зрачки. Лина покачала головой:
- Да, ты и впрямь так думаешь. Напрасно. Придется тебя познакомить кое с кем.
Бесшумным пружинистым прыжком гостья перенеслась на край болота и, издав низкий горловой звук, протянула лапу к трясине. Блеклый болотный огонек прыгнул к ней и замер меж сверкающих игл острых когтей. Лина вернулась ко мне, привстав одной лапой на бампер, аккуратно поместила мерцающий отблеск на щетку стеклоочистителя.
- Извини, Са-ша. Мне придется уйти. Он не станет при мне разговаривать.
И исчезла, как исчезала всегда - была и нет, без звука, без движения. Просто пропала. Я, взглянув на огонек, увидел, что то был не просто язычок пламени - он имел форму наподобие игрушечного зверька, только колебался от движений ночного воздуха.
- Ты кто? - спросил я его тихонько.
-Не помню...
- У тебя есть имя?
- Не знаю...
- Ты откуда?
- Не помню...
- Что же ты помнишь, в конце-то концов?
Огонек заколебался сильнее.
- Мне кажется... Я когда-то был живым, настоящим. По-моему, я где-то жил... Мне смутно мерещится иногда что-то вроде дома, но я не уверен, я не могу вспомнить... Это не так уж плохо - быть огоньком, но страшно потерять все воспоминания. Совсем-совсем потерять...
И попросил, уменьшившись:
- Отнеси меня, пожалуйста, обратно, а то я погасну. Завидую тебе, ты счастливый, человек.
- Если бы!
- Не спорь, У тебя есть память. Ты еще можешь помнить...
В растерянности я перенес своего удивительного собеседника на кочку и оторопело полез в кабину вездехода.
Патрик плакал навзрыд, уткнувшись лбом в баранку. Проснувшаяся Люси бегала по приборной доске, не зная, что делать. Я схватил водителя за плечо, грубо потряс. Тот чуть-чуть опомнился, приподнял голову.
- В чем дело?
В ответ - новые слезы. Сильный, крепкий парень, не стесняясь, скулил и всхлипывал, как ребенок.
- Ну что, говори! Приказываю!
