Гриб превращается в символ ненависти, мести, кровопролития, о чём догадывается поэт-фронтовик Бухмин и в своём воображении распространяет эту символику на весь мир: "У всех, у всех в Столбцах на подоконниках стоят какие-то стеклянные банки под тряпками! Стоят по всему свету… Стеклянные банки… Но в разбухающей осклизлости уже зарождается некий багровый зрак – что-то живое и ещё не грозное, похожее на малый кровавый сгусток внутри куриного яйца, он видел это, видел: как в преизбыточности терпения зарождается кровь…
– Нет. Не надо крови, – бормочет старый поэт в тёмной каморке, приглаживая взлохмаченные волосы. – Не хочу, не вынесу… Нам хватит того, что было… Сколько можно?!". После этого он кончает с собой, произнося перед смертью знаковую фразу: "нужно сорвать чёрную тряпку! Пусть ребёнок разобьёт старухину банку. Потому что в осклизлом запредельном людском терпении зарождается, рано или поздно, неизбежно зарождается кровавый сгусток – багровый зрак, вокруг которого образуется свинцово-серый обод!".
"Преизбыточность" терпения чревата кровью. Поэтому есть в повести и другой ответ на вопрос "Как жить народу?", который Тарасевна задаёт монаху Порфирию. Тот отвечает: "Откуда я знаю? Меру во всём постичь сумеешь, вот сама всех и научишь, как жить. Только уразумеешь смысл слова: "хватит", и сразу советов тебе не понадобится чужих, моих же – тем более. /…/ Слово "хватит" запомнила, нет? Или вот еще слово есть. Не слабей оно этого: "довольно". Сумеешь ли распознать, когда надо его произнесть? Когда пора настала? Главная то премудрость…".
Не всё оказывается безотрадным в мире Столбцов. Наряду со знаками отчаяния роман пронизывают и знаки надежды. В основном они связаны с новым, грядущим поколением, только начинающим жить, и в своём воплощении тяготеют к религиозным мотивам. Это не означает, что Вера Галактионова в чём-то отходит от крепкой реалистической основы своего произведения. Символика духовного Верха, как правило, вырастает у неё из конкретных бытовых деталей, лишь в единичных случаях приобретая условно-метафизи- ческий характер.
Едва ли не центральная и наиболее "обнадёживающая" линия произведения связана с архетипом РЕБЁНКА как символа грядущего, воплощённым в совсем ещё крошечном сыне Нюрочки – Сане. Героическая молодая мать видит в нём не только собственную отраду, но – в перспективе – народного лидера, защитника обездоленных. Перед читателем воплощается коллективное подсознательное, многовековая мечта русского народа о вожде-праведнике. Когда один из учеников Тарасевны, представитель местной национальности, стал депутатом, бывшая учительница с горечью говорит: "Чужих вождей мы выучили, а своего-то вождя, заступника, не догадались взрастить! Народного, нашего. Настоящего… Как нам вернуть себе родину? Без вождя такого? А?..". Нюрочка "легко отмахивается": "Нет. /…/ Не успеют нас доморить. Уже не успеют… Да, Саня?". "И вглядывалась Нюрочка в сонное лицо младенца, как в будущее".
