Помимо подобных символических значений голубя, изгнанного из своего гнезда коршуном, напрашивается ассоциация с разоряемым хищниками "родным гнездом" простого народа, потерявшего в итоге свой путь и ввергнутого в состояние "вынужденного греха". По контрасту в повести фигурирует новое Гнездо, топонимическое, названное или прозванное так жителями Столбцов. Это элитарный посёлок новых хозяев жизни, благоразумно расположенный на достаточном расстоянии от городка. "Души новых господ немы и глухи. И они не тоскуют по свету небес – им вольготно внизу. Чем хуже народу, тем нарядней, тем роскошней их наглая жизнь /…/. Пылают красные рты правителей, улыбающихся друг другу с разных континентов. Пиру пир!..". Понятно, что такой посёлок – далеко не единственный: "За толщею холодной тьмы, и там, и сям, среди огромной разрухи утопают в обильном сиянии Гнёзда правителей жизни…".
В произведении с самого начала ощутим евангельский мотив "торгашей во храме", ибо души новых земных господ "чутки лишь к барышу" и "не умеют слышать того, в чём нет для них земной выгоды"; "они не чувствуют сострадания, потому что их сердца и слух запечатаны, и на их очах – покрывало: их души омертвели от роскоши". Это – умственные циклопы, "в головах у которых место рассудка занял беспощадный одноглазый доллар, взирающий на мир употребительно, алчно…". В соответствующих частях повествования преобладает резко обличительная публицистическая интонация; в атмосфере напряжённого психологического состояния главных героев она звучит совершенно органично и отнюдь не в ущерб художественности.
Естественно, что в тягостной реальности, изображаемой Верой Галактионовой, существенное место занимает тема народного терпения и его пределов. Смиренного терпения хотят добиться от простого люда новые хозяева жизни. Жорес комментирует это так: "Кайтесь!" – говорят они ограбленным. – Кайтесь и терпите!" Такая теперь придумана идеология для людей труда, у которых отобрали труд… Пока пируют воры, обворованные должны каяться и терпеть…". Готова была терпеть и простая русская женщина, измученная житейскими невзгодами тётка поэта Бухмина, которая в своё время говорила племяннику: "Мы – русские, Федя! /…/ Перед всеми виноватые мы одни, всю жизнь… Судьба наша такая – терпеть. Молчком – и больше ни-че-го. Ничего нам не полагается, Федя! Кроме этого".
С безграничным, чрезмерным народным терпением связана в повести символика чайного гриба, который, ради получения кваса, выращивает в трёхлитровой банке Сталина Тарасовна. Эта бытовая частность превращается в развёрнутое глубокое иносказание, что характерно для художественной манеры автора повести. Гриб, "ком безглазый", тоже "терпит", как и люди, тоже живёт во мраке (банка покрывается "траурной" чёрной тряпкой), тоже довольствуется малым (щепоткой сахара), но неудержимо растёт, разбухает, и в конце концов в его омерзительной осклизлой массе возникает зловещий кровавый сгусток, обрамлённый свинцово-серым ободом, отчего и в окне комнатки Тарасевны, из которого видно далёкое Гнездо (знаковая деталь!), "становится всё больше красного, багрового, тёмного…", словно огненное зарево повисает над посёлком новых хозяев жизни.
