как сам, служа при Сципионе Эмилиане, таскал на себе пилу, мотыгу, колья, секиру, серп, котелок для пищи, запасную одежду и нередко провиант на семнадцать дней, не считая тяжелого вооружения), —теперь каждый воин будет завертывать провиант в одежду и такой сверток привязывать к дощечке.
Когда консул замолчал, патриций, пьяный, с красными пятнами на щеках и блестящими глазами, воскликнул:
— Хвала богам! Ты первый позаботился о легиона- рии, ты первый радеешь о благе республики. Скажи, разве ты сам не считаешь себя величайшим римлянином?
— Нет, но я буду им, — уверенно ответил Марий. — Ибо мне предсказана великая будущность…
Когда Сулла, пошатываясь, уходил, Юлия догнала его в вестибюле и, прежде, чем он мог опомниться, прижала его руку к своим губам.
— Люций Корнелий Сулла, — шепнула она, зардев- шись, — ты сильнее моего супруга… Ты расположен к не- му… Обещай же охранять его… Будь его другом!
— Юлия, я маленький человек, — выговорил он за- плетающимся языком, — но если Югурту захвачу я, а не Марий, я готов взять консула под свое покровительство!
И, оскорбительно захохотав, вышел на улицу.
XXIV
Тукция жила в богатом лупанаре, была сыта, одевалась со вкусом, и недостатка в посетителях у нее не было. Завсегдатаи дарили ей разные безделушки, золотые и серебряные вещицы, а случайные гости — деньги.
Она ложилась спать утром, когда уходил последний гость, и спала до полудня, а остальное время проводила с обитательницами лупанара. В ярких прозрачных одеждах, с венками из цветов на головах, с миртовыми ветвями в руках, они просиживали долгие часы на балконе, заманивая прохожих. Дневной заработок шел целиком в их пользу, и девушки усердно и терпеливо копили динарии, чтобы когда-нибудь выкупиться на свободу.
Однажды Тукция, обмахиваясь миртовой ветвью, устало наблюдала за улицей. Вечерело, и густые сумерки мягко ложились на землю. Шумная толпа текла бесконечно от Делийского моста, как выступившая из берегов река, и ее волны разбивались о будки торговцев, рассеиваясь в ближайших переулках.
Вдруг Тукция встрепенулась: она увидела золотоволосого патриция, окруженного шутами и мимами.
Он проходил мимо лупанара, о чем-то оживленно беседуя, но слов его нельзя было разобрать.
Тукция махнула миртовой ветвью, пытаясь обратить на себя его внимание, но патриций не заметил ее знаке. Тогда она, переломив ветвь, бросила половину ее вниз. Патриций остановился, поднял голову и, вглядевшись в блудницу, весело воскликнул:
