— А кто сопровождал Югурту, кроме Кассия?
— Царские сановники, с такими зверскими лицами, что нам было страшно…
Сатурнин подмигнул Меммию. Марий исподтишка
наблюдал за ними, чувствуя, что здесь, за столом, должно произойти нечто занимательное.
— Югурта, конечно, посетил народного трибуна, что бы заручиться его поддержкой, — заговорил Меммий, ко сясь на матрон. — Идя сюда, на пирушку, я встретился с Гаем Бебием, и он сказал мне… Но, может быть, благо родная Лоллия расскажет нам своим приятным голосом, о чем договорились царь и народный трибун?
Меммий, улыбаясь, взял с блюда румяную, поджаренную куриную ножку и поднес девушке. Лоллия поблагодарила его взглядом.
— Как договорились — не знаю, — сказала она, — но, сидя в перистиле, я слышала, как Югурта торговался с благородным Бебием: трибун должен был стать оплотом против римского правосудия и народного негодования..
— И Бебий… — побледнев, шепнул Меммий.
Но Цецилия перебила их, — она поняла, что дело может кончиться неприятностями для Бебия, — и голос ее прозвучал предостерегающе:
— Все это сплетни, дорогая Лоллия! Югурта не мог посетить народного трибуна, потому что он виделся в этот день со своим родственником Массивой, сыном Гу- луссы и внуком Масиниссы!
— Но ты сама говорила! — вспыхнул Сатурнин.
— Я говорила? Когда?
— Замолчи, лживая женщина! Сказками о свидании Югурты с Массивой дела не поправить! Всем известно, что Массива бежал в Рим после сдачи Цирты и убийства Адгербала и теперь, по совету Спурия Альбина, добивается царской власти в Нумидии. Следовательно, Югурта не мог навестить своего врага!
Люция не слышала, занятая едой. Но резкий голос Сатурнина заставил ее насторожиться. И она решила поддержать Цецилию:
— Конечно, благородная матрона права. И я могу поклясться Юпитером, что Югурта, побывав у Гая Бе- бия, отправился к… (она забыла имя Массивы и расте- рялась) к… как его имя? Масинисса? Не помню…
Сатурнин расхохотался. Это было невежливо по отношению к гостье (даже Меммий смутился, а Веттий покраснел), но временами на него находили приступы веселья и тогда он пугал грубым, неприятным смехом окружающих. И сейчас, опрокинувшись на ложе, хватаясь за живот, он захлебывался от хохота, багровый от напряжения, потный, с залитым слезами лицом.
— Перестань, перестань! — шептал Меммий, - Ты обидел амфитриона и его гостью, ты…
Марий молча наблюдал за ними. Его хмурое волосатое лицо кривила презрительная усмешка, а мрачный взгляд, казалось, говорил: «Не обманете, вижу насквозь — и вас, и гостей, и никому не верю; потому что все вы негодяи».
