— Не хитри, прошу тебя…
В это время вошли Люций Апулей Сатурнин и Гай Меммий. Сатурнину было шестнадцать лет, а Меммию побольше, но Меммий жадно прислушивался к суждениям своего друга. Считая себя учеником Меммия, Сатурнин ошибался: скорее он был последователем Гракхов. Меммий знал это и, сам преклоняясь перед погибшими братьями, высоко ценя полезную их деятельность, думал, что друг его будет продолжать дело Тиберия и Гая.
Плечистый краснощекий Сатурнин и смуглый полнотелый Меммий подняли руки в знак приветствия и одновременно воскликнули:
— Слава доблестным мужам, надежде Рима! Веттий поспешно подбежал и подвел их к Луцилйю
— Знаменитый поэт, бесправный всадник. А это — пропретор…
— Да мы знакомы! — перебил Меммий, сжимая руку Мария.
— Оба готовы нам помочь, — продолжал Веттий. — Так ли я говорю, друзья?
— Ты не ошибся, — сказал Луцилйй, а Марий молча наклонил голову.
— Мне кажется, — осторожно замети Меммий, — что нашим новым друзьям мало известны цели, ради кото рых мы собираемся. Боги и справедливость на нашей сто- роне. Но кто не знает положения народов, населяющих нашу республику? Всюду стоны, разорение, спекуляции и уменьшение деторождения. Жить, квириты, становится все труднее… Положение земледельцев до сегодняшнего дня было таково. Несколько лет назад комиции решили отменить аграрный закон Гракхов и суммы, вырученные с арендованных общественных земель, распределить среди городского плебса. Это был ловкий ход со стороны сената — ход Афродиты! Хлебопашец имеет участок и делится доходом с горожанином. Братская помощь — не так ли, квириты? — злобно засмеялся он. — Но городской плебс и так получает даровой хлеб, а деревенский бедняк — ничего (не жрать же ему землю!),
и он не в силах заплатить за аренду своего поля. Да и сбывать овощи все труднее, и заморский хлеб вытесняет на рынке наш, римский… Так ли говорю? А сегодня этот подлец Спурий Торий сумел провести закон…
— Какой закон? — прервал Марий. — Неужели опти-маты опять нажимают на нас?
— Общественная земля объявлена частной собствен-ностью, — сказал Меммий, — ее внесли в ценз, и отныне хлебопашец может продавать ее, дарить или оставлять в наследство кому угодно. А хуже всего — что гракханские наделы уничтожены, древний ager publicus исчез и пострадали римляне, латины и союзники…
— Все теперь понятно, —усмехнулся Луцилйй, — борьбу нужно начинать снова. Вся Италия стала частной собственностью, и нобили начнут так же, как до Гракхов, притеснять хлебопашцев, продавать за долги их земли или скупать за бесценок!
