Бог мой, думал Жукровский, сколько же чепухи написано, наговорено, наснято, напето об этой самой любви! Но зачем же взмывать в столь высокие сферы, зачем изыски и восторга, если бал здесь правит физиология — влечение полов. Что останавливает самого примерного супруга от измены? Одного — страх перед воображаемыми последствиями, особенно если партбилет носишь в кармане. Все ведь могут навалиться, ежели супруга — скандальная баба: партком, завком… Другой, и таких большинство — одно название, что мужик, издали облизывается. Третий импотенцию скрывает показной порядочностью.
О женщинах Жукровский судил, основываясь на личном опыте, более чем прозаично. Однако ход его мыслей прервал голос Наташи:
— О чем так задумался, Славик? И где ты сейчас?
— О тебе, Натали. О нас.
— Все хорошо?
— Хорошего как раз мало. Мне пора уезжать.
— Но пару дней ты же можешь еще побыть в Одессе?
— Хотелось бы. Но знаешь, Наташа, существует недремлющее око соседей.
— Я все понимаю. Я могла бы устроить тебя у одной приятельницы. Но сейчас о другом. Мы что, вот так расстанемся, разбежимся? Ты мне ни разу не сказал, что любишь…
— Слова — слабые воздушные колебания, условные обозначения предметов, ощущений, чувств. К тому же, только кости мамонта, возможно, древнее наших привычных слов. Я же стремился, чтобы тебе было хорошо.
— Мне очень хорошо с тобой, Славик. Поверь, так никогда и ни с кем не было. Помнишь, в наш первый вечер ты сказал: это — судьба?
— Судьба — наша встреча. Но твой сын, муж — это более чем судьба, это реальность.
— Ты не позвал меня, ничего не предложил…
— Натали, милая, я не могу не помнить, что ты — мать. И понимаю, поверь, каково тебе сейчас. Не торопись, еще не вечер.
— Ты бы полюбил моего Олежку, я просто уверена!
Но Жукровский менее всего был склонен думать сейчас о чужом сыне. Он и собственного-то активно не желал заводить, несмотря на все доводы, даже слезы Ирины. Одни любят цветы жизни, другие — спелые плоды. Наташа, увы, переходила границы, мысленно отведенные ей Жукровским, и в его душе вспыхнуло и быстро разгоралось раздражение. Однако роль надо было сыграть до конца! Наташа еще не раз может быть полезной в его новой кочевой жизни. И Жукровский включил магнитофон, поднес ее холодную руку к губам.
Их последняя ночь, уже в ее одесской квартире — разумеется, о том, что на данном этапе она последняя, знал только Жукровский, была взаимно пылкой. Он наслаждался молодым, горячим телом, всеми сугубо семейными удобствами для любовной игры как бы впрок, не зная, что сулит ему день грядущий. Она же старалась продлить выпавший ей праздник, будучи, впрочем, уверена, что судьбу не объедешь, и если двоим вместе так удивительно хорошо, они, несмотря ни на что, будут вместе. Наташа была красива и самоуверенна.
