— Ну, это удар поддых. Киев, считай, умывает руки.
— Что есть…
— Добро. Направим в столицу еще одну ориентировку, поубедительнее подыщем основания.
— Конец связи, — отрубил Скворцов и отправился на Вересаева. На третьем этаже дома, где пытались убить Машу, все выглядело по-прежнему: дверь квартиры опечатана, никаких новых следов. Валентин позвонил в квартиру напротив, хозяйка которой была свидетелем недавней трагедии. Открыв дверь, она сразу же узнала Скворцова, пригласила войти.
— Немного успокоились после такого стресса? — обратился к ней Валентин.
— Ой, такое разве забудешь! Кровь… Молоденькая такая, красивая, жалко-то как! И за что ее? Нет, подобная жизнь всегда кончается плохо.
— Какая жизнь? Простите, я вас не совсем понимаю.
— Что тут понимать! Небось, мать с отцом у нее есть. Училась бы или работала, а не гуляла невесть с кем, в чужом доме.
— Кто знает? Осудить всегда легче, чем понять…
— Да я и не осуждаю. Молодая, ветер в голове. Хоть жива-то?
— Мое дело — преступника найти, а за жизнь девушки теперь врачи отвечают. Очень вы нам помогли тогда, спасибо. Вот, решил еще вас побеспокоить, поговорить.
— Я — всегда пожалуйста. Только не знаю ни той, которую пришибли, ни кто ее, бедную, жизни лишить хотел.
— Вы человек разумный, наблюдательный, — Скворцов давно усвоил, что идти к цели в подобных случаях следует не напрямик, поспешишь — навредишь. — Хочу у вас спросить: после того, как потерпевшую увезли, сюда никто не приходил, не расспрашивал, что да как.
— Ходило много. Все больше из милиции, из ЖЭКа были. Ну, мне ведь сквозь стены не видно. А услышу какой шум — выглядываю. Дверь на цепочке держу, боязно.
— Цепочка — это хорошо. А к вам в дверь никто не звонил?
— Был, был один звонок, поздно вечером, в тот же день, когда эта беда стряслась.
— А кто приходил? Вы его видели?
— Ну, конечно. Цепочку не снимала, но она-то не мешает смотреть. Мужчина был.
— Он о чем-то спрашивал вас?
— Сказал, что я, как ближайшая соседка, могу быть важным свидетелем. А я ему: я и есть свидетель. Он еще спросил: может, я нечто вспомнила, может, видела, кто заходил в седьмую квартиру.
— А вы вспомнили?
— Да нет, не видела я никого, ни входящих, ни выходящих. Они, небось, как мыши прятались. Я так и этому вашему товарищу сказала.
— И товарищ сразу ушел?
— Да. Сказал: жаль, что так оборвалась молодая жизнь. Тут, знаете ли, мы не поняли, вероятно, друг друга.
— О, теперь я вас не понимаю. Он что, сказал, что потерпевшая умерла в больнице?
