— Сосредоточимся на второй категории? Жукровский, после двойной попытки убить девушку, меня интересует скорее всего в качестве свидетеля.
— Ну уж нет! — Вознюк, прокатившийся за Жукровским в Киев, был явно не согласен на эпизодическую роль своего подопечного. — Этот гусь на все способен! Как он машину увел, а? А Людмилу как использовал?
— Ну, из классики известно, что убивает не Дон Жуан — его самого убивают. Жукровский — преуспевающий герой-любовник, причем, как правило, не Жук тратился на женщин — они на него.
— Да, такой типаж хорошо изучен. С виду — орел, спугнешь — воробей, — Иванцив, как обычно, продвигался в логических размышлениях параллельно с Иволгиным, и Скворцов не мог понять эту загадку. Ведь столь разные характеры, темпераменты! Не в возрасте же разгадка. Или срабатывал опыт? Он у обоих — дай Боже… Нет, решительно не Жукровский! Да и мотива убедительного у него не было и быть не могло.
— А злость? — подбросил Скворцов. — Почти наверное старуха надула нашего героя-любовника.
— Если не убивал, зачем было в бега подаваться? — не хотел сдаваться Вознюк.
— Бега — это несерьезно, — ответил Иволгин. — Не подумавши. Чистейший импульс. И когда он серьезно пожалел об этом…
— Он — пожалел?! — Вознюк не находил слов и увидев упрямое, покрасневшее лицо лейтенанта, Иволгин подумал, что ошибся в этом человеке, которому не дано стать сыщиком. И еще с грустью подумал о том, что хотя штат угрозыска заполнен, профессионалов в отделе один-два и обчелся, и, сделав паузу, закончил мысль:
— Позвонив и узнав от сестры Черноусовой о смерти профессорши, Жукровский многое бы дал, чтобы оказаться во Львове, пусть даже под следствием. Но смерть Черноусовой Жукровскому, находящемуся в бегах, только вредит.
— Согласен, — продолжил Иванцив, — теперь взглянем попристальнее на второго нашего героя-любовника.
— И у Федосюка не имелось серьезных мотивов для убийства, еще пару-тройку лет он мог доить Черноусову.
— Один все же есть, — заметил Иванцив.
— Нет, тот мотив несерьезный, что ли, — вошел в разговор и Скворцов. — Ну, я еще могу понять, что ревнивый муж или любовник может убить, но какие там страсти у Федосюка? Кстати, Машу он пытался убить…
— Вот-вот, заминка вышла, капитан, — тут же понял затруднение Скворцова в развитии данной мысли Иванцив. — Горяч он, Федосюк, Машу там, на квартире, он хотел прибить, узнав о ее связи с милицией. Это желание стало особенно острым при мысли, что всего час назад он обнимал эту самую Машу. С Черноусовой другое. Тут он — любовник, хотя, возможно, поневоле. Могла, могла взыграть кровь, коль сей молодец столь охоч до таких граций, как ваша Маша. Мотив — вполне. И все остальное — усиливает его. Сумочка Маши, увы, оказалась почти пустой, а там, как мы надеялись, должна была быть рюмка, из которой пил Федосюк. Но версия «Федосюк» — одна из возможных, не более. Вообще-то это, почти наверняка, сугубо психологическое убийство. Такое труднее всего раскрывать, если только преступник не оставил достаточно серьезных улик.
