Они, действительно, вскоре перешли на смежную тему. Но вовсе не случайно: подполковник Никулин, заметив, как тускнеют лица Скворцова и его молодцов, как поигрывает скулами Иволгин, умело отрежиссировал переключение не только тематическое, но и интонационное. Благо, дело, быстро продвинувшееся после того, как в связи с убийством Черноусовой пришлось поглубже «копнуть» медицину — почти созрело и могло, как рассчитывал Никулин, оказать на высокодолжностных присутствующих психологическое воздействие брошенной в окно гранаты.
Старший опер ОБХСС Фоменчук не умел излагать мысли приспособительно к аудитории, говорил, не закругляя углов, не скрывая собственного неприятия, все более волнуясь и чаще делая секундные передышки: то ли ему не хватало в комнате кислорода, то ли сам рассказ требовал подпитки. Фоменчук был не старше Скворцова, но выглядел солиднее благодаря внушительной фигуре, басовитому голосу и крупной голове с заметными залысинами у висков. В нем ощущались цепкость и прочность, терпение и рассудительность.
То, о чем он говорил, звучало сенсацией или, скорее, небылицей. Как, в восьмидесятом году в Стране Советов могут торговать младенцами?! Этого не могло быть, потому что быть не должно! Это — западные нравы, как та же наркомания, проституция. Но если никто из присутствующих в кабинете, ни один, не стал бы отрицать, что проституция и наркомания — реально существующие явления, хотя и противоречащие всем нормам коммунистической морали, то купля-продажа такого рода казалась просто немыслимой. Но когда говорят факты, сомнения тают, как снежные завалы в весенний, солнечный день.
Итак, в роддоме номер три отработана практика продажи младенцев. Новый, весьма прибыльный бизнес.
Естественно, присутствующих интересовали конкретные детали, факты. Лицо прокурора области потухло, с него как бы стерли привычную уверенность. Однако уже через минуту-две холеное, властное лицо выражало скептическое сомнение. Он забасил гуще обычного, медленно чеканя слова:
— Абсурд какой! Да у нас дома ребенка переполнены! Может быть, где-то там — последовала многозначительная пауза — и торгуют младенцами, у нас же другая проблема — матери бросают детей, подкидывают их, так сказать, государству.
— Здесь у меня исчерпывающие доказательства, — опер приподнял раскрытую увесистую папку. — Во всяком случае, я документально могу доказать, что четыре мальчика и три девочки были проданы. У меня есть и показания их настоящих матерей, и нынешних родителей, то есть, покупателей..
