— Ну ладно, это дело прошлое… Сейчас-то я в штабе флота обретаюсь: бумаги, телеграммы, общий контроль. Но «раскладушки» с российскими камикадзе еще плавают!
— Да, досталось вам, Марк Яковлевич! — ужаснулся Профессор. — Врагу такого не пожелаешь!
Он выпил чай, доел пирожное, довольно потер сухие ладошки.
— Славно пообедали, Марк Яковлевич! И поговорили интересно, я прямо молодость вспомнил! Даже помолодел…
Официантка принесла счет, и он поспешно полез в карман.
— Не беспокойтесь, Иван Семенович, я расплачусь, — сказал Ардон.
— Нет-нет, что вы, ни в коем случае! — Профессор вытащил кучу каких-то потертых бумажек, досадливо поморщился, спрятал обратно и сунул руку в другой карман. Однако и там он не находил то, что искал.
Тем временем Марк Яковлевич отсчитал четыре сотенные купюры, завернул их в счет и сунул под пепельницу.
— Рад был повидаться, Иван Семенович! — Он тепло пожал руку Носкову. — Я любил ваши лекции, вы так смело обо всем говорили. Даже про Солженицына… Просто удивительно!
Со Сперанским он попрощался сухо, как с чужим, неинтересным человеком. Такое отношение писателя покоробило, и он решил сорвать раздражение на сияющем, как коллекционный золотой червонец, напарнике.
— Что, Профессор, раз Ардон заплатил за всех, то деньги на оперативные расходы надо вернуть Евсееву?
Довольное выражение как губкой стерло с желтого, туго обтянутого кожей лица.
— Как вернуть?!
— Очень просто. Под расписку.
Их эмоции находились в противофазах. Чем хуже становилось настроение Профессора, тем лучше оно делалось у Американца. Пауза затянулась.
— Зачем возвращать? — наконец спросил Носков. — Поделим поровну, и все…
Тяжело вздохнув, он выудил из кармана несколько пятидесятирублевых купюр, пересчитал, разделил на две части и с траурным видом протянул половину Сперанскому. Тот нарочно замешкался. Дрожащая морщинистая рука с зажатыми синими бумажками повисла в воздухе.
— Что ж, можно и так, — усмехнулся, наконец, Сперанский и небрежно взял деньги.
Теперь он находился в отличном настроении. И не деньги являлись тому причиной.
* * *
Высшее командное училище ракетных войск стратегического назначения, по всеобщей моде последнего времени, превратилось в Академию РВСН.[2] Но, кроме вывески, во внешнем виде учебного заведения мало что изменилось.
— Все как прежде осталось, — умиленно произнес Носков, обводя рукой девятиэтажное здание из красного кирпича, асфальтовые дорожки, плац, березовую аллею. — А деревья эти, помню, курсантики на моей памяти сажали. Такие тоненькие прутики… Вон как вымахали!
