Настроение было отвратительное, мерзкое. Граф знал, что катастрофа совершенно неминуема, и она все приближалась и приближалась, со все нараставшей скоростью.
Ланжерон резко, нервно провел носком сапога по мокрой от росы траве. Сначала он мысленно росу сравнил со слезами, а потом с кровью. Граф был уверен, что русской кровушки сегодня прольется много, был уверен, что скоро начнется бойня.
Когда граф увидел, что на верх холма торопливо въехал император, то внутри у него все обмерло. Александр был в белом кавалергардском мундире. Он был бледен, но лицо его сияло — видимо, он уже грелся в лучах победы. За ним маячил на белой лошади князь Долгоруков. Его нагло-веселое лицо в эту минуту показалось особенно неприятным.
Еще не приблязясь к Ланжерону, император нетерпеливо крикнул:
— Граф, почему вы до сих пор здесь? Вы что не получили приказа? Мигом — на соединение с Буксгевденом.
И тут же рванул вниз. Ланжерон воспринял появление императора как вестника смерти.
Действительно, по диспозиции в начале восьмого часа утра колонны генералов Дохтурова, Ланжерона и Пржибышевского (он в ходе битвы сдался в плен и был разжалован в рядовые), выстроясь в две линии каждая, должны были спуститься с праценских высот и, cоединясь с силами Буксгевдена, атаковать правый фланг французов. Все это Ланжерон прекрасно знал, но надеялся, что в последний момент император все-таки переменит решение. И вот все надежды рухнули — Александр подписал смертный приговор своей армии.
Ланжерон дико побледнел, в зеленовато-серых глазах его, обычно добродушно-игривых, зажегся злой огонек. Но через двадцать минут колонна Ланжерона уже начала спуск с Праценских высот. Она двигалась вслед за колонной Дохтурова, спускаясь в свою могилу. И Ланжерон это знал как никто другой.
На высотах осталась колонна Коловрата — Милорадовича. Пройдет всего несколько часов, и Кутузов под давлением императора отдаст приказ колонне Коловрата — Милорадовича оставить Праценские высоты. Когда граф Ланжерон узнает об этом, то он, храбрый, мужественный, пылкий, заплачет и даже не попробует скрыть своих слез. Приказ Кутузова означал неминуемое поражение войск союзников. Но пока колонна Коловрата — Милорадовича еще оставалась на высотах.
Граф Милорадович, бравый, румяный, усатый, шутил с адъютантами (он вообще известен был в армии как рассказчик анекдотов весьма игривого свойства) и пил чай с ромом. Он был в отличнейшем расположении духа. Генерал Иван Коловрат заметно нервничал, но уход основных сил с Працена, видимо, отнюдь не воспринимал в трагическом свете.
