После променада и до самого вечера, трезвый и мрачный, он ходил из комнаты на балкон, курил, глядел на кроны деревьев во дворе, возвращался в комнату, долго сидел на диване перед телевизором. Никакого разумного выхода не находилось. К тому же, время, совсем недавно такое быстротечное, такое неуловимое, такое легко пропиваемое, теперь вязко обволакивало Седова, клейко липло каждой секундой и не хотело проходить восвояси. Паша знал, что консистенция времени изменится, как только он примет решение и начнет действовать.
К вечеру позвонила Ника. Ее голос звучал мягко, но настойчиво. Сначала она сообщила, что муж ее, по всей видимости, готов предпринять самые активные действия в самое ближайшее время. Такой вывод Ника сделала, узнав, что ее сына муж отправил в детский санаторий. Значит, готов действовать.
Зато Паша был не готов. О сыне своем Ника лжет, конечно. И эта небольшая ложь была подтверждением существования лжи огромной.
— Что же теперь? — спросил он девушку со светлыми волосами и убийством на сердце.
— Теперь надо успеть первыми! — решительно ответила она.
Со своей любовницей Паша встретился в половине шестого, на Загородной улице, в самом престижном предместье гродинских нуворишей. Вся улица была плотненько застроена разномастными особнячками. Масть виллы зависела от размера доходов владельца, а так же от его представлений о прекрасном в области архитектуры. В основном, прекрасными считались громоздкие белокирпичные коробки в два — три этажа, занимающие практически весь отведенный участок. Попадались и затейливые строения из пиленого красного кирпича с арочками, башенками, витыми оградками балкончиков, резными флюгерами и прочими изысками. Садов здесь не разбивали, на них просто не хватало места. Даже на приличный розовый куст не находилось укромного уголка, потому что практичные гродинцы отводили все полезные метры под полезную жилплощадь.
Дом Ники от общей тенденции ничем не отличался. Высокий забор, широкие добротные ворота, калитка с кнопкой звонка, проведенного прямо в дом.
— Перед воротами он остановится и выйдет из машины, чтобы отпереть их. Я сделаю так, что он будет долго с замком возиться, чтобы у тебя было время прицелиться, — деловито говорила Ника, сидя за рулем невзрачной бежевой пятерки. На ней девушка со светлыми волосами привезла своего козла отпущения на разведку. Пятерка остановилась чуть не доезжая нужного дома, как раз возле глухого высоченного забора. Проводя инструктаж, она смотрела прямо перед собой, на лобовое стекло пятерки: — Дом напротив хозяева взялись перестаивать, разворотили все до кирпича, а тут что-то случилось и они разорились. Там никто не живет, нет ни сторожа, ни собаки, никого. Ты вечером через забор перелезешь, войдешь в дом и найдешь место, откуда лучше всего будет видно ворота. Местный Стоунхендж, так сказать. Муж приедет не раньше десяти вечера. Он теперь все время так приезжает от своей бабенки. Мне придется пойти к подруге — ради алиби. Я прямо сейчас к ней поеду, а вернусь часам к двенадцати. Я обязательно до мужа дозвонюсь и точно сообщу тебе, когда он домой поедет. Вот, возьми мобильник. Потом выбросишь.
