— Очень интересно, — пробормотала я, не совсем уловив суть мысли. — А скажите, Лаврентий Палыч, есть ли какое-нибудь прикладное значение у Закона перераспределения добра и зла, или это только чисто научная теория?
— А как же! Во Вселенной все имеет прикладное значение. Если представить себе Добро и Зло как векторы в некотором многомерном пространстве, то их взаимодействие подчиняется математическим законам сложения, вычитания, умножения и скалярного произведения. Тут ничего сложного нет…
— Простите, а в моем конкретном случае, каков результат?
Лаврентий наморщил лоб и ухватил лапой нижнюю челюсть.
— Весь фокус в том, что один из ненулевых векторов застрял в сферической плоскости иллюзиона. Его лисий хвост дает бесконечное число решений… Единственное, что я могу сделать — это напугать его. Лисы боятся шума…
Кот достал из-за спины колокольчик и принялся его трясти… Дзинь, дзинь, дзинь — настойчиво билось в голове.
Я разлепила глаза. Светящийся циферблат часов показывал шесть утра. Трезвон доносился из коридора.
— О, Госссподи! — приложила я руку ко лбу, нашаривая тапочки под кроватью. — Приснится же такое…
Я прошаркала в прихожую и приникла к дверному глазку. На лестничной площадке, слегка искаженной линзой, стояло лохматое существо, отдаленно напоминавшее Любашу.
— Проходи, — зевнула я во весь рот и запахнула оренбургскую шаль, наброшенную на пижаму.
Любаша ввалилась в прихожую, таща за собой раздувшийся в боках чемодан на колесиках. Багаж она оставила под вешалкой, а сама уверенно направилась на кухню.
— Ставь чайник, а то умру! — рухнула она на табуретку.
Я засуетилась, доставая из холодильника колбасу, сыр, буженину и нарезая хлеб. Любаша подперла щеку кулаком и наблюдала за моими действиями одним глазом, другой глаз заплыл хорошей гематомой. Вообще, надо сказать, вид у моей подруги был «аховый». В мятом плаще, с нечесаными волосами и с растекшейся по лицу косметикой, она производила впечатление транзитной потаскухи. Особенно впечатлял разноцветный синяк.
— Во! Видала?! — потрогала она правый глаз. — Сволочи они все! А главное — за что?! За здоровую критику!
Любаша залпом выпила кружку чая, проглотила пару бутербродов и отмякла.
— Не верь мужикам! Они все по натуре рабовладельцы и эксплуататоры. Сначала прикидываются овечками, а как почувствуют свою силу, так и норовят нацепить паранджу и заковать в кандалы… Ненавижу!
Через две кружки чая и сигаретку избыток субстанции ненависти из бурного потока превратился в тоненький ручеек, и Любаша поведала печальную историю современной Дездемоны.
