Она посмотрела на него и лишь крепче прижала младенца к себе.
— Не надо, Джас. Ты не должен.
Это было как гром среди ясного неба.
— Почему?
— Она не твоя.
Он с уверенностью подошел еще ближе.
— Она наша.
— Она моя. Она не сможет стать нашей.
Он без труда опустился на колени рядом с ней.
— Прошу, Линнет. Не отгораживайся от меня.
Она закрыла глаза, прижимая ребенка к себе так крепко, что он мог видеть только розовое ушко.
— Я должна, Джас. Обязана — ради твоего же блага.
Так он и думал. Поэтому он заранее знал, что ей сказать.
— Ты можешь принести в жертву себя, Линнет. Но не имеешь права жертвовать нашим ребенком.
— Она…
— Значит, у нас девочка?
— Я уже говорила «она» раньше. Ее зовут Роуз.
В этом была вся Линнет: опять она указывала ему на ошибки.
— Ты разрушишь нашу с тобой жизнь зазря, — сказал он. — Ради клочка репутации, мнения людей, которые поставили крест на нас обоих.
Она нахмурилась.
— Ты действительно так это видишь?
— А как еще можно смотреть на наши жизни? Ты опорочена, благодаря мне. Я незаконнорожденный и опорочен, благодаря моей матери. Бедной маленькой Роуз достался не лучший комплект родителей.
Линнет посмотрела на него сузившимися глазами, и ее щеки слегка порозовели.
— У Роуз будет чудесная жизнь. Ее будут любить.
— Одной любви недостаточно. Будет ли она все еще чувствовать себя любимой через много лет, когда поймет, что ее мать отказалась выйти замуж за ее отца — что привело к ее дурной репутации и невозможности выйти замуж и завести собственных детей?
На щеках Линнет появились небольшие красные пятна.
— Как ты не можешь понять, что я не желаю выходить за тебя замуж? — гневно зашипела она.
Он поднялся на ноги.
— Не желаешь? Почему? Потому что не любишь меня?
Она решительно встретилась с ним взглядом.
— Именно.
Он посмотрел на нее.
— Это чушь.
В этот момент Линнет поняла, что все бесполезно. По правде говоря, она знала это с того самого момента, как увидела его лицо. Иногда она все еще думала о нем, как о мальчике, с которым выросла, а он-то стал широкоплечим мужчиной выше своего отца и красивее своей матери. Он выглядел так, словно ему на роду было написано стать королем, чей профиль чеканили бы на монетах.
Такой человек должен был жениться на принцессе.
— Я не позволю тебе ее увидеть.
— Почему? С ней что-то не так?
Испуг на его лице заставил ее ощутить укол раскаяния, ледяной ком в ее сердце начал трескаться, а ее решимость — таять.
— Ты не должен! — воскликнула она.
Но Джас больше не был мальчиком, он был мужчиной и выглядел, как мужчина. Нет, он выглядел, как герцог. Это безошибочно угадывалось в четко вылепленном аристократическом носе и горделивом развороте плеч.
