И он зашмыгал носом, а потом, чуть помолчав, попросил:
— Расскажи, Туан, как там на островах? Говорят, лакомство есть — «ласточкино гнездо» называется, не привез ли случайно?
— На островах о доме так скучаешь, что всю ночь без сна ворочаешься. А насчет еды — ничего особенного!
— Вот, значит, как! Я тоже немало ездил, многое повидал. Да и то сказать — когда голод гонит, долго на месте не засидишься. После того как ты ушел, мы тут голодали ужасно! Столько народу поумирало. Твои-то тоже от голода умерли. А я поначалу рыбачил, потом и это не помогло, пришлось в чужие края податься. Чего только не перепробовал. То за одно, то за другое хватался! И мазь продавал, и собак стерег, и прачкой был, и ворожбой занимался. Хозяин, у которого я угол снимал, мучался болями в животе. Я велел подать тушь, красную и желтую бумагу, нарисовал кое-какие дьявольские рожи. Это людей рисовать трудно, а чертей совсем просто! Потом я велел хозяину упасть ниц на землю, а сам прокричал: «Ай-фа, ай-фа, умбалá, умбала!» — и затянул какую-то присказку пополам с молитвой. И вот удача: хозяину полегчало. Меня к другим больным стали приглашать. Пришлось всерьез этим делом заняться. Музыку специальную разучил, несколько молитв о предотвращении бедствий, научился делать амулеты. Потом бороду отпустил: при ворожбе длинная борода — первое дело. Я говорил, что она, мол, помогает мне с нечистой силой справляться. Голод чему только не научит!
Борода у Бай Хоа была длинная, до пояса. Росла она тремя кустиками — два по углам рта и третий на подбородке — и очень напоминала бороды важных сановников, которых представляли в театре. Я замечал, с какой гордостью он всегда ее поглаживает.
— Ногти я тоже отрастил длинные… — продолжал Бай Хоа.
— Ну, — перебил его дядя Туан, — теперь про всякую ворожбу забыть надо! А то наши дети о нас плохо станут думать. Да и картинки эти, — дядя Туан ткнул пальцем в сторону картинок на алтарях, — давно пора сжечь.
— И то верно! Ведь сейчас молодежь ни во что это уже не верит, говорит, хватит людей запугивать!
Мы заварили в котелке чай. Бай Хоа налил в две чашки холодной воды, бамбуковыми щипцами взял котелок с заваркой и подлил в чашки с холодной водой. Дядя Туан выпил свою чашку залпом, похвалил аромат. Оба снова замолчали.
В селе кругом стояла тишина, прерываемая лишь редким тявканьем собак. С реки несся крик перевозчика: «Ко-о-му лодку-у-у!»
Дядя Туан сказал, словно пробуждаясь от долгого сна:
