Сидеть нос к носу с кем-то и молчать неловко. Чтобы хоть как-то поддержать разговор, я попыталась рассказать Светлане Павловне и Ване, как мы с отцом выводим новые раскраски рыб. Но тут Светлана Павловна махнула рукой и, уткнувшись в наш журнал, расплакалась. Она сказала, что ничего не понимает в генетике. И во многом другом, что мы проходим на ее уроках, тоже мало понимает. Она любит только сажать цветы. Когда в ее руки попадают новые незнакомые семена, ее руки уже сами знают, что делать с ними, а про все другое надо читать в книгах, а книг она в свое время мало прочла.
Читайте, пока не мешают, говорит она нам. Вырастете — не так-то простобудет читать книги.
В дурящем аромате ацетона она рассказывает дикие вещи.
Вроде того, что ее мама бросала книги в печку. И тетради заодно. Там были даже чужие конспекты, которые она брала на время. Вот стыдно-то было потом! Как отдавать?
А все из-за того, что когда Светлана Павловна стала без отрыва от завода учиться в институте, она перестала работать на станке. Ее перевели в другое место, где было — в одну смену. Но там платили меньше денег. И ее мама хотела, чтобы все шло, как прежде.
— Но вы же были уже взрослой! — сказала я. — Почему вы не могли делать, что сами захотите?
Светлана Павловна берет меня за руку мокрой рукой.
— Какое там! Ты слышь, она и с мужем-то меня развела, мамка… Он зашитый у меня, больше не пьет…
— Как — зашитый? — спрашиваю я.
Умный Ваня покровительственно отвечает:
— Ну, что непонятного-то? Завязать мужик решил! Вот и зашился…
— Зашился, зашился! — кивает учительница. — Приходит ко мне, плачет. И я плачу. А мамка ему: иди мол, отсюда. Нету другого у Светки, и тебя ей не надобно.
— А вы что сама говорите? — пытаюсь я прояснить ситуацию.
— А что она-то, — перебивает меня умный Ваня Корнев. — Что она скажет? Ты посмотри на нее. Только и остается плакать, когда мамка дома.
— Так она всегда дома, — вздыхает Светлана Павловна. — Лежит она у меня. Я почему так быстро на ноги встала? Нельзя так, чтобы две бабы в доме — и обе в лежку лежат. Кто за нами обеими ходить-то будет?
«Вы поправились, когда нашлись семена! — могла бы сказать я. — Те, что от английских лордов!»
И это было бы чистой правдой. Но, конечно, я ни за что не скажу это вслух!
Я спрашиваю:
— А почему вы не поедете отсюда в Англию?
Учительница теряется, и сразу видно, какая она уже старая — как будто все морщинки становятся глубже от удивления. Даже те, которых было вовсе незаметно.
