Грустное выражение на лице Милосердовой сгладилось, рассеянно-задумчивая улыбка сменила его, она молчала, автоматически, заведенно кружилась, подчиняясь его, Фурашова, воле — легко, безукоризненно, как будто невесомая, бесплотная.
Капитан Овчинников, сидя на табуретке, растянул аккордеон и оборвал звуки.
— Благодарю вас, Маргарита Алексеевна, — сказал, останавливаясь, Фурашов.
— Сильный вы человек. — Она словно очнулась, сняла руку с его плеча. — Счастливая, верно, Валентина Ивановна.
— Ну, это вы преувеличиваете, пожалуй. — Он кивнул ей, пошел к столу, наклонившись к Вале, но не только для нее одной, с неосознанным подъемом, бодро сказал: — Что же вы сидите? А я успел обойти дозором городок и даже станцевать вальс с Милосердовой.
— Да? — отозвался Моренов и с удивлением и интересом поглядел на него.
— Как это ты отважился? — спокойно спросила Валя.
— Второй раз в жизни. Первый раз тогда, в Польше, с тобой, медсестрой из санбата.
За столом шумно рассаживались, со смехом и шутками. Фурашов поднял рюмку.
— Товарищи, среди нас человек, кому мы обязаны тем, что собрались сегодня на этот вечер... Прошу внимания!
Он перевел взгляд на Моренова, тот тоже взглянул на Фурашова, смотрел, не отводя пристального взгляда. За столом поворачивали головы сюда, где стоял командир. Фурашов с улыбкой ждал, когда окончательно смолкнет шумок.
В «отстойник» Гладышев возвращался поздно: городок притих, на улочках пустынно, только светились окна стандартных домиков, и эта настороженность, пустынность бередили каким-то щемящим беспокойством. Он задержался на «пасеке»: перед самым окончанием работы «скисла» панель, и Гладышев вместе с курносым словоохотливым настройщиком подступал к ней и так и сяк, оба уже не разговаривали, а только хрипловато кидали слова, а где она, причина, — хоть бейся лбом о стеклянную дверцу шкафа!
Причину отыскали уже в десятом часу вечера: с булавочную головку темная точечка на зеленом глазированном цилиндрике — сгорело сопротивление.
Что ж, приятно — обнаружил эту «точечку» он, Валерий, и, наверное, настройщик раззвонил об этом техникам: кое-кто из них тоже задерживался, но уже расходились, а Гладышев еще оставался, чтоб заменить сопротивление, перепаять схему.
Губов молча вырос сбоку: лицо с чечевиченками веснушек хоть и было неулыбчивым, как всегда, но, кажется, подобрело.
«Ну что, пришло?»
«Что пришло?» — Валерий, не понимая, уставился на Губова.
«Забыл разговор в общежитии?»
