Максим вспоминал Мишку и злился, а Наташа не задавала никаких вопросов и молча штопала колготки дочки.
Максим вышел из себя.
-Неужели, тебе не интересно?!
-Что?
-Какая у него машина.
-И какая же у него машина? - спросила она, как послушная школьница.
-Никакая.
Максим ушел из кухни, хлопнув дверью. Они ссорились и раньше, но такой желчи в сердце мужа еще не было. Он сел перед телевизором и пытаясь унять свое раздражение, уставился на экран. Шел фильм про крупного бизнесмена, который ловко проворачивал какие-то махинации, оставаясь при этом хорошим человеком, и удача приносила ему все новые и новые барыши.
Перед глазами Максима мелькали красивые дома, машины, девочки и вместо успокоения фильм приносил все новую и новую волну беспокойства и сознания своего собственного ничтожества.
В комнату вошла жена и ласково сказала:
-Максим, сейчас пост идет. Может, лучше почитаешь?
«Богомолка чертова», - подумал Максим, но спорить не стал не потому, что считал, что в пост лучше не смотреть подобные фильмы, а потому, что эмоции, вызываемые этим фильмом, были ему сейчас не приятны.
Максим выключил телевизор и, крикнув из коридора:
-Пойду, прогуляюсь! - хлопнул входной дверью.
Столбовой шел по шумной, многолюдной улице и никого, и ничего не видел вокруг.
«Мне уже сорок один год, - думал он. - Сорок один! А чего я достиг? Что имею? Жизнь вот-вот пройдет мимо. Раньше я считал, что самое важное - получить образование, вырастить детей. Чушь. Вон сын Сережка. Ему всего двенадцать лет, а он уже самостоятельный человек. По крайней мере, явно видно его стремление к самостоятельности, к независимости. Станет ему восемнадцать и плюнет на родителей, на наши советы, мнения».
Мимо Максима проходила молодая пара с двумя детьми. Один ребенок сильно плакал и этот плач вывел Столбового из задумчивости, и заставил обратить внимание на громкое семейство.
Невольно Максим почувствовал теплоту к своим детям. Он вспомнил маленького Сережку, Настеньку, слабенькую, нежную дочку и усомнился в правильности мнения о второстепенности детей в жизни каждого человека. Но, несмотря на сомнения, недовольство самим собой не прошло.
«Пусть даже дети - это и важно, - продолжал думать Столбовой, - но что они смогут получить от своего отца? Что я дам им в мире, где одни живут как короли, другие считают крохи?! Я не могу купить Сережке компьютер, о котором он так мечтает...»
Рассуждения Максима приняли другое направление. Теперь он думал о том, что не может дать многого главного, того, в чем нуждаются его дети. Но как бы заботливый папаша не рассуждал, что бы ни думал, подоплека всех недовольств была одна. Максим завидовал всем, кто разбогател. Завидовал сильно, страстно. В свои сорок лет он вдруг почувствовал такое неуемное желание пожить по человечески, какое не испытывал и в двадцать. В двадцать ему было все понятно: Что хорошо, что плохо, как нужно жить, а теперь...
