Вайатт со вздохом опустился на диван. Главное выяснилось, но нерешенные вопросы остались.
— Я не понимаю, Викки, — заговорил он, — как ты могла так поступить со мной? Вся жизнь моего сына прошла без меня. Его первые шаги, первые слова, первые оценки в школе… Я не учил его играть в футбол, не ходил с ним в походы… Не делал всего того, что и мой отец не делал для меня. А я всегда надеялся, что у меня-то с сыном будут другие отношения. Ты лишила нас всего этого. — Он посмотрел на ее побледневшее лицо. — За что, Викки? За что?
— За что? А как я могла сказать тебе обо всем? Тогда бы мне пришлось раскрыть правду Ричи. У него ведь тоже есть права.
— Тогда почему ты не сказала нам обоим?
Викки разозлилась.
— Пока ты не появился в моей жизни две недели назад, у меня не было причин говорить. А потом я считала, что ты сам лишил себя отцовских прав. Разве ты забыл?
Он напрягся, но старался говорить спокойно.
— Это я могу понять, но я не понимаю, почему ты не сказала мне об этом в субботу? Мы занимались любовью, признались друг другу в своих чувствах, но ты все равно скрыла от меня, что Ричи мой сын.
По щекам Викки текли слезы, но она старалась не расслабляться.
— А ты думаешь, моя душа не рвалась на части? Сказать тебе и ждать, примешь ли ты меня и моего сына или нет? А если бы ты отвергнул нас? Что тогда? Нам здесь не жить. Или сначала рассказать Ричи, чтобы он возненавидел меня? — Гнев душил ее. — У тебя все слишком просто! — усмехнулась она. — А как я могла сказать такое собственному сыну? — Она повысила голос, и слезы еще сильнее потекли по ее щекам.
Вайатт не знал, что ответить. Он не знал, как утешить ее. Но Викки и не ждала ответа.
— Представь, как я присела бы рядом с ним на диванчик и ласково бы начала: Ричи, ты помнишь того прекрасного человека, которого ты считал своим отцом? Так вот, на самом деле это не твой отец. Тот добрый и любящий человек, который растил тебя, заботился о тебе, любил тебя, как своего собственного сына, не твой отец. Забудь его, потому что он не был твоим отцом, это все ложь!
Она сквозь слезы посмотрела на него.
— Скажи мне, Вайатт, — что я могла сказать сыну? Что человек, который дал ему уютный и надежный дом, который делал его жизнь интересной, больше не должен существовать в его памяти и сердце? Человек, который ни разу не заставил меня чувствовать себя неловко или испытывать чувство вины… — Она всхлипнула. — Теперь я все испортила. Мой сын ненавидит меня… ты меня ненавидишь… — Она не могла больше продолжать. Сбылись все ее страхи. Она повалилась на диван, закрыла лицо руками и зарыдала. Никогда в жизни ей не было так плохо.
