Дома, перед, сном, Татьяна внимательно посмотрела в зеркало. И увидела постаревшее, осунувшееся лицо малознакомой женщины. В уголках губ прорезались глубокие складки, волосы поблекли и обвисли. В глазах не было ни искорки, не было ничего, что свидетельствовало бы об интересе к жизни.
Милиционер Кулиев все так же строго смотрел на Максима — тем же взглядом он уже двадцать два года смотрел на всех, входящих в здание. Соседний плакат поведал Максиму сильно приукрашенную историю создания советской милиции, рассказал о ее огромном вкладе в дело построения развитого социализма на всей территории бывшего СССР. Были здесь подретушированные цековскими художниками плутоватые физиономии всяких шляхтичей, чухонцев и жмудинов, сделавших карьеру в стране победившего гегемона. Максим хмыкнул и невольно улыбнулся, прочитав подпорченный неумолимым временем текст «Морального кодекса советского милиционера». Когда-то он, молоденький курсант, наизусть заучивал эту красиво сформулированную ахинею. То были времена великих страстей и звонких фамилий: Щелоков, Чурбанов… Краса и гордость Советской милиции, столпы правопорядка — как его понимали члены живого уголка геронтолога, то бишь Политбюро предпоследнего созыва.
Петелин опаздывал уже на час. Максим изнывал от ожидания. Вчерашняя догадка и необходимость срочно с кем-то поделиться заставляли его поминутно оглядываться на входную дверь. Строгая сержантша из окошечка бюро пропусков пристально следила за всеми его перемещениями и что-то чиркала на листе бумаги. Максим заговорщически подмигнул ей, вызвав неодобрительное покачивание головы, и отвернулся, уставившись на план эвакуации в случае пожара. Сержантша напряглась, челюсть ее медленно выдвинулась, глаза, и без того не очень большие, превратились в крошечные щелки. Стало ясно, что в свое время она долго изучала «Моральный кодекс» в той его части, где говорилось о повышении бдительности.
— Максим? Серов? — Петелин был растрепан, глаза горели, пиджак (чудо!) — нараспашку, а галстук и вовсе отсутствовал. — Лялечка, милая, отметь-ка этому гражданину пропуск. Он ко мне.
Сержантша отложила в сторону лист бумаги, на котором был изображен мужчина, весьма похожий на Серова, и быстро выписала пропуск. Они поднялись в кабинет Петелина. За столом сидел рыжий лейтенант-«песняр» и напевал что-то очень лирическое в телефонную трубку, временами хихикая.
— Брысь, — вполголоса произнес Петелин.
