Телефон продолжал трезвонить, и Максим, поморщившись, потянулся к трубке. Телефонные беседы в его сегодняшний распорядок не вписывались, и он окончательно расстроился, сообразив, что придется вставать — рука не дотягивалась.
— Алло, слушаю, — произнес он таким загробным голосом, что думающий и чувствующий собеседник на другом конце провода просто обязан был повесить трубку. Там, очевидно, был человек, плохо разбирающийся в интонациях.
— Максим Андреевич? Добрый день. Петелин.
Раздражение уступило место любопытству, и Максим уже более бодрым голосом произнес:
— Добрый день, Анатолий Иванович. Чем обязан?
— Вы сегодня, насколько я осведомлен, не работаете? — В голосе Петелина не было ни вопроса, ни утверждения. Так, набор звуков, несущий некую информацию. Максим промолчал. С тоской посмотрел на газеты, лежащие на стуле. — Если есть время, хотелось бы, чтобы вы заскочили ко мне. Сможете?
— Нам нет преград, — хмыкнул Максим. — Ни в море, ни, тем паче, на суше. Во сколько?
— Чем быстрее, тем лучше. — Казалось, говорил автоответчик. — Буду ждать. — Таким гоном можно приглашать и на свадьбу, и на казнь — и в обоих случаях он будет одинаково неуместен.
— Э-э-э, — протянул Максим, глядя на часы. — Через сорок минут подъеду. С вещами.
— Остроумная шутка, — вяло отозвалась трубка и замолкла.
Стоя перед стендом, Максим читал образцово-показательную статью о том, как милиционер Кулиев, рискуя животом своим, задержал опасного преступника в городе Ленинабаде. Преступник пытался скрыться, вырвав из рук невинной домохозяйки сумку с продуктами. За этот подвиг на родине Кулиева, в далеком горном кишлаке, воздвигли каменного истукана. Две недели продолжался праздник, а председатель сельсовета бесплатно раздавал мужчинам анашу. Над статьей с плохой фотографии горным орлом смотрел на шурави усатый горбоносый азиат, облаченный в советскую милицейскую форму. Максим опустил глаза и увидел дату: 1976 год. Интересно, на чьей стороне воевал храбрый дехканин в Афгане? И на чьей — сейчас? Если, конечно, жив…
— Серов! — раздалось из окошечка, и луноликая матрона в погонах старшего лейтенанта протянула ему пропуск.
— Спасибо. — Максим посмотрел в строгие глаза служивой и спросил: — А вы помните тот лифт?
— Какой? — подозрительно прищурилась луноликая, моментально став похожей на соплеменницу милиционера Кулиева.
— Значит, не помните, — пробормотал Максим и направился к лестнице. Лифт этот был знаменитым. В конце восьмидесятых какой-то шутник из технического отдела в целях тестирования новой тогда видеотехники установил в лифте видеокамеру, и через несколько недель по всему ведомству была распространена кассета, на которой высокий начальник тискает и мызгает в лифте свою секретаршу, причем каждый день по-разному. Дело, конечно, замяли, шутника-технаря так и не нашли, секретаршу перевели в смежное ведомство, генерала — на периферию, с повышением. Лифт, — очевидно, с тех самых пор — так больше и не включали. Наверное, чтобы удержать персонал от соблазна повторить эротические подвиги генерала.
