— Сокровищ не существует, — повторил де Моле тоном человека, отчаявшегося убедить слушателей.
Он знал, что Гаспар Шэ давно поверил ему, хоть и не прекращал зверских издевательств над плотью своей жертвы. И папа, конечно, верил ему, но глава церкви не собирался посвящать короля в свой маленький секрет. А короля манили легендарные богатства, двести лет якобы копившиеся у тамплиеров, и алчность заглушала в нем доводы, возникавшие у всякого здравомыслящего человека при виде висящего перед ним на стене человеческого обломка.
— Бесполезно. — Король отвернулся, все еще гневаясь, но явно утратив надежду. — Должно быть, сокровища вывезли накануне той ночи.
Де Моле следил за папой, по-прежнему смотревшим в сторону. «Как блестяще он все рассчитал!» — эта мысль принесла ему своеобразное удовольствие. И укрепила в решимости, потому что коварство папы только подтверждало благородство цели тамплиеров.
Король холодно разглядывал коренастого палача.
— Сколько их еще живо в этих стенах?
Де Моле напрягся всем телом. Впервые он услышит о судьбе братьев парижского Тампля. Гаспар Шэ доложил королю, что, кроме великого магистра, жив только его заместитель, Жоффруа де Шарнэ.
Старый тамплиер опустил веки, перед его глазами вставали, сменяя друг друга, страшные картины. «Никого не осталось, — думал он, — а ведь мы были так близко. Если бы только…» Если бы хоть слово дошло до них тогда с «Храма сокола» от Эмара и его людей.
Но вестей не было.
«Храм сокола» и его драгоценный груз попросту исчезли. Король обернулся, чтобы бросить последний взгляд на измученного человека.
— Кончайте, — приказал он.
Палач шагнул к нему:
— Когда, ваше величество?
— Завтра утром, — сказал король и заметно просветлел, предвкушая зрелище.
При этих словах по всем членам де Моле разлилось чувство, которого он сначала не узнал. Слишком давно он его не испытывал.
Облегчение.
Он из-под век взглянул на папу и увидел, что тот едва скрывает ликование.
— А их имущество? — дрогнувшим голосом спросил папа. — Книги, бумаги, изделия… Они принадлежат Церкви.
Моле не сомневался, что все ценное имущество давно пошло на оплату королевских долгов. Осталось то, за что не удалось бы выручить и гроша.
— Так берите их, — король лениво махнул рукой, последний раз скользнул взглядом по фигуре де Моле и, громко ступая, направился из камеры.
Прихвостни толпой устремились за ним.
Климент обернулся у самых дверей, и его глаза на мгновенье встретились с глазами великого магистра. За этот миг де Моле проник в мысли папы, убедившись, что не ошибся: этот человечек — алчный циник, использующий жадность короля в свою пользу.
