Рыцари-тамплиеры не просто вызвали его неудовольствие.
Де Моле снова расслышал в тоннеле шаги. Медлительные, неровные удары подошв предшествовали появлению в камере тощего человечка, в сером монашеском одеянии. Запнувшись на неровном полу, человечек едва удержался на ногах. Куколь свалился у него с головы, и де Моле узнал папу. Он много лет не виделся с Климентом V, и за прошедшее время лицо его разительно изменилось. От глубоких морщин углы губ изогнулись книзу, словно выражая вечное недовольство, а глаза глубоко ушли в тень глазниц. Король и папа. Вместе. Наверняка не к добру.
Король не отрывал взгляда от лица тамплиера, но сейчас не он интересовал висящего в цепях человека. Тот смотрел на малорослого человечка в одеянии монаха, неловко ерзавшего под его взглядом и отводившего глаза в сторону. Великий магистр не мог понять, что не дает ему покоя. Стыдится ли он, что коварными наущениями подтолкнул молодого короля погубить рыцарей Храма? Или ему просто тяжело смотреть на жалкие обломки человеческого тела, на открытые раны, сочащиеся гноем?
Король шагнул ближе.
— Ничего? — гневно бросил он державшемуся в стороне мужчине.
Тот выступил вперед, и теперь де Моле увидел перед собой главного палача Гаспара, понуро качающего головой из стороны в сторону.
— Ничего, — уныло ответил тот.
— Гореть ему в аду! — В голосе короля прорвалась сжигавшая его ярость.
«Этого ты уже добился», — думал де Моле. Он поймал взгляд Гаспара из-под щетинистых бровей: глаза, мертвые, как булыжники под его ногами. Король придвинулся еще ближе, пристально оглядывая де Моле и прижимая к носу платок, чтобы защититься от вони, которую великий магистр давно перестал замечать.
Свистящий шепот короля рассек застывшую тишину:
— Говори, проклятый! Где сокровища?
— Нет никаких сокровищ, — просто ответил де Моле. Даже для его ушей голос прозвучал еле слышно.
— К чему это упрямство? — процедил король. — Что в нем толку? Твои братья открыли все: рассказали о ваших отвратительных обрядах посвящения, как вы, смиренные рыцари Божьи, отрицали божественность Христа, как плевали на Крест и даже мочились на него. Они все признали… все!
Де Моле медленно облизал сухим языком растрескавшиеся губы.
— Под такими пытками, — сумел выговорить он, — они признались бы и в убийстве самого Господа.
Филипп подступил к нему вплотную.
— Вы бессильны против Святой инквизиции, — гневно бросил он. — Человек твоего ума должен был давно понять это. Так выдай мне то, чего я хочу, и останешься жив.
